– Мы с Лайзо по старинке махнулись обязанностями, я кое-что разузнал для него, а он – для меня, – хмыкнул детектив, припадая к кружке; он наконец ожил достаточно, чтоб оценить тёплый пирог и имбирный чай. – Не сомневайтесь, Виржиния, это тот самый Монк, который когда-то изготовлял гробы и готовил покойников к погребению, а кроме того, мастерил прелестные безделицы вроде искусственных цветов из воска и ткани. Ему уже девяносто лет, он похож на сгорбленного цверга, а его лавка переехала на окраину города, однако он по-прежнему берётся за несложные заказы. Детей у старика нет, подмастерьев тоже, за исключением одной презабавной особы. Словом, наведайтесь к нему. Не пожалеете.
Разумеется, после такого вступления я не могла не загореться любопытством и мысленно переиначила своё деловое расписание на ближайшие дни, освобождая для визита второе апреля.
– Благодарю за заботу, – улыбнулась я. – А что за новости вы хотели рассказать, согревшись – до того, как увлеклись перепалкой с моим поваром?
Эллис снова помрачнел.
– Собственно, это они и были – адрес похоронных дел мастера. Что же до расследования, то я, признаться, в тупике. Лайзо по моей просьбе завёл дружбу с чжанцем, Ченгом – помните, он ещё одним из первых примчался на помощь, когда Фея пристрелила медведицу? Однако новые показания ещё больше всё запутали. Нож, которым убили дрессировщика, принадлежал метательнице, Норе Томпкинс по прозвищу Ягодка. Прелестная женщина, хотя и вспыльчивая. Однако алиби у неё железное – выяснилось, что она в то время, когда произошло убийство, ходила вместе со своим братом и напарником Джоном и с берейтором Салихом на рынок.
– А не могли они солгать, выгораживая её? – засомневалась я. – Вы упоминали, что другие циркачи не любили мистера Конделло. Может, они только рады его смерти? Вдруг это сговор?
– Допускаю – исключительно теоретически, ибо её на рынке видела куча народу, – отмахнулся Эллис. – А между тем исследование ножа ничего не дало – на нём отпечатки пальцев только самой мисс Томпкинс. Я рассказывал вам о дактилоскопии, Виржиния?
– Увы, нет.
Нечто подобное точно упоминал ла Рон, излагая историю о кошмарном происшествии в Колони, когда мать изобличили в убийстве собственных детей по невидимым следам, оставленным на рукояти топора… Но стоит ли верить журналисту? Наверняка историю он приукрасил до полной неузнаваемости.
– Напомните мне как-нибудь рассказать, интересный метод. Довольно новый, а значит, большинство преступников пока перед дактилоскопией бессильны: они не представляют, что это такое и как избавляться от следов на орудиях убийства. Весьма удобно, знаете ли. Но, увы, не в случае с тем клятым ножом, ибо всё, что я могу сказать по результатам исследования – никто не прикасался к орудию убийства, кроме владелицы, у которой алиби. Похоже, что преступник носил перчатки – на гарде была крохотная металлическая заноза, под которой мы нашли кусочек перчаточной кожи. Но что это даёт?
Эллис произнёс это с таким пренебрежением, что меня словно молнией ударило.
– Носил перчатки, и никто на это не обращал внимания? Значит, он был джентльменом. Лайковые перчатки или замшевые? Какого цвета? Белые перчатки – вечерние, для весьма богатого человека, который не пачкает рук, или для человека в форме. Цветные, например, зелёные, серые, коричневые перчатки – дневные, для выхода в город, по тону они должны соотноситься с верхней одеждой, а тёмно-жёлтые или светло-рыжие подходят для загородного костюма… А вы говорите – что даёт!
Свою импровизированную речь я произнесла на одном дыхании, и к концу её голос у меня сделался глупым и писклявым. Однако Эллис не рассмеялся, напротив, лицо его стало торжественным и задумчивым. Он молча обошёл стол и поцеловал мне руку, затем вернулся на место.
– И что это значило? – улыбнулась я. – Кроме того, что теперь, пожалуй, очередь Мэдди ревновать.
Он тяжело вздохнул, взъерошил себе волосы – и уставился исподлобья.
– Однажды, помнится, мне довелось вас упрекнуть в том, что вы, описывая человека, обозвали его просто «слугой», не упомянув, был ли то мужчина или женщина, старик или ребёнок. И вот теперь я оказываюсь в том же положении, какова ирония!
Несмотря на похвалу, наверняка искреннюю, я ощутила укол стыда: получалось, что люди более низкого происхождения заслужили меньше моего внимания, чем какие-то перчатки, которые приходилось заказывать сразу по двадцать пар и выбрасывать, как только они порвутся. Но Эллис, разумеется, не имел в виду ничего такого, потому разговор я продолжила как ни в чём не бывало:
– Что ж, надеюсь, мой скромный совет окажется вам полезен, хотя леди Вайтсберри могла бы поведать о перчатках куда больше.
– Обойдусь без привлечения леди, теперь-то я знаю, в какую сторону копать, – усмехнулся Эллис, немного откидываясь на стуле. Розоватые лампы на противоположной стене причудливым образом делали седину детектива более явной, подсвечивая её из-за спины так, что над пробором появлялся ореол. – Не нравится мне ваш взгляд, Виржиния. О чём вы задумались?