Когда Алиса упала

Я отодвигаю ситцевые занавески в комнате Тоби, тяну шнурок рулонных штор, которые открываются со щелчком, и поднимаю все окна. Пень от старого дерева во дворе кажется раной. Кое-где пень раскололся, темные трещины заделаны дегтем, чтобы не прорастали новые побеги. Корни, которые когда-то тянулись по участку, обрубили. Но георгины, чернильно-фиолетовые и рубиновые цветы размером с тарелку, так и тянутся к небу.

– Что тебе почитать? – спрашиваю я и, обогнув игрушечную железную дорогу, подхожу к боковому окошку.

Тоби скатывает верхний край простыни между подбородком и шеей.

Я толкаю оконную раму ладонью. Вот из этого окна Алиса держала его за руки. Ниже крыша кухни. У дальнего края крыша провисает, да и кровельную дранку нужно заменить. Рама захлопывается, как только я от нее отворачиваюсь. При этом громком звуке мое сердце подпрыгивает.

Ресницы Тоби трепещут, он моргает и снова принимается терзать простыню.

– Палка нужна.

– И где она?

Он прижимает подбородок к груди и пожимает плечами. Я задергиваю штору и присаживаюсь у низкой книжной полки.

– Так какую книгу тебе почитать?

– «Пять недель на воздушном шаре»[8].

Я перевожу палец от книжек с картинками к Жюлю Верну.

– Интересная?

– Ага. Там кондоры, и Тимбукту, и они летят на воздушном шаре и охотятся на тантелоп.

– Ну что ж. Почитаем.

Я вытаскиваю книгу. Меня бьет озноб, даже руки холодные, хотя в комнате все еще удушающе жарко. Я без сил, стук сердца гулко отдается в ушах. Я заставляю себя улыбнуться, будто все хорошо, будто охота на «тантелоп» – самое веселое, что можно себе представить.

Тоби переворачивается на бок, чтобы я могла разместиться на узкой кровати, взбивает подушку и подпирает голову кулаком. Мне хватает места сесть, вытянув одну ногу и согнув другую. Я убавляю пламя в лампе, кладу книгу на колени и открываю там, где лежит закладка.

– Нет, это туча.

– Как?

– Туча саранчи!

– Это доктор Фергюсон говорит, – зевает Тоби и пихает меня коленками. Он тычет пальцем в цветы на моей позаимствованной юбке.

– Саранчи! – продолжаю я.

– Да, это мириады саранчи, как смерч, проносящиеся над краем. И горе ему, если она здесь сядет, – все подвергнется опустошению.

– Ты читаешь хуже папы.

– У меня слишком мало опыта. Я никогда не читала детям.

– Ладно, ничего.

– Продолжать? – спрашиваю я, кладу руку ему на голову, пальцами расчесываю мягкие волосы.

– Хотелось бы на это посмотреть!

– Погоди, Джо. Минут через десять эта туча нас догонит…

– Кто-то сделал Алисе больно?

Я умолкаю. Не убираю руку с его волос. Перевожу взгляд на оленей, скачущих по обоям.

– Я…

Он отворачивается, сжимается в клубок, подтянув коленки к груди, притискивает кулаки к глазам.

– Тоби, я…

Взмахом руки он захлопывает книгу и еще плотнее сжимается. Плечи дрожат, под ночной рубашкой торчат лопатки, Тоби тяжело сопит, отчаянно стараясь не заплакать.

Я провожу по обложке ладонью, кладу книгу на постель и касаюсь плеча Тоби:

– Хочешь, папа придет пожелать тебе спокойной ночи?

Он замирает, потом кивает.

Я встаю, кровать слабо скрипит. Наклоняюсь и целую Тоби в щеку.

– Мы хотели убежать, – шепчет он.

Я прижимаю нос к его горячей коже.

– Я позову папу.

– Но не маму, – говорит Тоби. Он вдруг изгибается, чтобы посмотреть на меня, а когда я пытаюсь распрямиться, тянет меня за рукав. – Она тебе не верит.

– Не верит.

– А я верю.

* * *

Алиса отнесла масляную лампу в теплицу. Всю ночь эта картина крутится у меня в голове, и я боюсь, что кошмар, от которого я просыпалась в поту, вся дрожа, повторится.

Алиса несет масляную лампу. Ставит ее в узком проходе между садовыми инструментами и глиняными горшками. Весна. Следы на земле. Из дома в амбар и в теплицу. Стекло запотело, и отлично: можно рисовать сердечки, и парусники, и нарциссы.

Она откручивает крышку лампы. Брызгает маслом на стены и на пол вокруг своих юбок.

Поливает маслом утрамбованную почву в горшках – саженцы. Она принесла с собой спички. Теперь она открывает металлический цилиндрик, выбирает спичку. Закрывает и кладет на полку. Смотрит на дом – на чье окно? – вздыхает и чиркает спичкой о горшок. Моргает, глядя на бело-голубое фосфорное пламя, и на мгновение ее охватывают сомнения.

Задувает огонь. Ждет, пока огарок спички остынет. Поднимает голову и глядит сквозь стекло прямо на меня.

– Ну вот, – говорит она веселым детским голоском. – Я передумала.

Но она заперла дверь, хотя и не помнит как. Замочная скважина закрыта латунной задвижкой, и пламя шипит, подбираясь все ближе. Алиса кружится, пытаясь понять, откуда началось пламя. Огонь лижет ей юбку. Красным языком. И кусает.