Когда Алиса упала

– В среду вечером, – уточняет Ада и поясняет: – В прошлый четверг мы должны были петь с пациентками хоралы. Но лишь немногих привели в столовую. И все в тот день были такие напряженные. Доктор Мэйхью остался послушать, хотя обычно уходит. Они с Томасом дружны. Иногда встречаются в Клубе реформистов. И в среду вечером встретятся.

– Когда мистер Стоукс будет ждать меня в лесу.

– Ровно в девять. – Ада смотрит сквозь паутину листвы, переводит взгляд на меня: – Ты уверена, что произошло преступление?

– Да.

– Что ж…

Шорох совсем рядом, рука Лайонела раздвигает ветви.

– Секретничаете?

Ада складывает веер.

– У женщин всегда есть о чем посекретничать, Лайонел. – Она улыбается и придвигается ко мне, так что наши плечи соприкасаются. – Но нет, мы лишь обсуждаем, когда Мэрион навестит моих учениц. Я пытаюсь уговорить ее выступить перед девочками в школе. Она может рассказать о том, как служила медсестрой, о прочих своих приключениях. Соблазняю ее покупкой нового платья.

– О да, разумеется. – Лайонел испуганно смотрит на меня: – Тебе нужно новое платье?

– Даже вдовьи наряды подвластны моде, – снова улыбается Ада.

– Я просто посмотрю, Лайонел.

– Покупай что хочешь.

– Тогда договорились. Если ты, конечно, согласна, Мэрион. – Ада встает со скамейки. – Как хорошо, что вы пришли за нами. Знаете, я бы еще угостилась вашими чудесными вишнями.

* * *

Когда Харгривсы садятся в коляску, Ада берет за руку Кэти, потом меня.

– До чего приятно было со всеми вами увидеться. А с тобой, Мэрион… с тобой мы встречаемся в среду. – Она натягивает перчатки и откидывается на сиденье, колыхнув юбкой. – Не сомневаюсь, что ты очаруешь моих девочек.

Томас щелкает вожжами. Под черной шкурой коня по кличке Морган пробегает волна, он пытается сорваться в галоп, но тут же переходит на размеренную рысь. Тоби бежит рядом, ведя рукой по веткам живой изгороди. Мистер Харгривс останавливает коня в конце недлинной подъездной дорожки, оглядывается, приподнимает цилиндр, и они выезжают на большую дорогу. Ада тоже оборачивается и машет нам рукой. Она ловит мой взгляд, лицо ее делается на миг серьезным, она кивает, и коляска скрывается из виду. Лайонел отмахивается от мухи:

– Как же они раздражают.

Потрепав Тоби по голове, он поворачивает к дому:

– Что насчет шахмат?

Тоби кивает и тащится за отцом.

– Спасибо, – говорит Кэти. Она смотрит на дорогу, на пыль, поднятую колесами.

– За что?

– За них. За компанию. – Вынув платок из-за пояса, вытирает лоб и шею. – Ты не представляешь, каково мне.

– Представляю. К нам домой приходили только ученики Бенджамина. На вечерние уроки. Другой компании у нас не было. Он запрещал.

– Почему?

– Стыдился.

Коляски уже не видно, но в воздухе еще висит облако пыли.

– Но теперь у тебя новая подруга. И она пригласила в гости тебя, а не меня, – говорит Кэти.

Дойдя до дома, она вдруг останавливается.

– Что я делаю не так? Можешь мне объяснить? – Глубоко вздохнув, она разводит руками и спрашивает: – Меня вообще кто-нибудь видит? Или все считают, что я второсортная замена первой жены?

Я сжимаю губы.

– Что ты хотела сказать, Мэрион?

– Ничего. Я ничего не хотела сказать.

Я прохожу мимо нее к крыльцу.

– Значит, ты тоже от меня отстраняешься.

– Я от тебя не отстраняюсь.

Споткнувшись на верхней ступеньке, я оглядываюсь на Кэти. Ее взгляд буквально пригвождает меня к крыльцу. Одиночество окутывает ее, и я думаю, что ей и в самом деле должно быть очень тяжело. Что на нее все смотрят искоса. Что сплетни в Тюри словно петля на шее. Я видела, как она сидит на диванчике в ожидании визитных карточек (которые никогда не приносят), прислушивается, не подъезжает ли карета (которые никогда не подъезжают).

– Я знаю, как тебе тяжело. Я благодарна…

– Я осталась здесь, после того как Пол… Я не прошу, чтобы ты меня любила. Но жду хоть подобия уважения в моем собственном доме.

– Это и мой дом был когда-то, – говорю я, распахивая дверь. – А вишня уже забродила.

* * *

– Меня не будет только одну ночь.

Я скатываю чулки и кладу их в открытый кожаный саквояж.

Тоби, обхватив ручку кресла-качалки, бьет пяткой в пол.

– Хорошо в шахматы поиграли?

Он вздыхает:

– Папа мне поддался. Он думает, что я не знаю. Но я же сразу понимаю, когда он врет. У него глаза вот так делают.

Тоби выпучивает глаза, моргает и снова выпучивает глаза.

Я смеюсь, опуская в саквояж блузку.

– А что ты там будешь делать? – спрашивает он.

– Я еду в гости к мистеру и миссис Харгривс.

– Но что ты там будешь делать?

– Расскажу, как я работала медсестрой. В четверг утром.

– В школе для девочек?

– Да, я тоже там училась.

– А еще что делать будешь?

– О… на платья смотреть. Птичек кормить.

– У нее есть птицы?

– Две.

– Какого цвета?

– Желтого. С черными крыльями. Красивые.

Тоби вытирает рот и говорит:

– Я тоже хочу птицу.

– Может, заведешь, когда станешь постарше и сможешь сам за ней ухаживать.

– Я хочу собаку. Мама терпеть не может собак.

– Правда? Подержи, пожалуйста, юбку за уголок.

Он хватает юбку, а я провожу щеткой по бомбазину. Ткань шуршит с каждым прикосновением.

– Почему ты не надеваешь розовые платья?

– Мне розовый не идет.

Помолчав, он спрашивает: