Когда Алиса упала

Мистер Стоукс обхватывает женщину за талию и почти тащит обратно к плите. Подбирает ложку и кидает в ведро.

– Возьми чистую.

Склонив голову, женщина пытается оторвать номер – 4587, – вышитый на ее нагрудном кармане.

– Я не нарочно.

В подвальном коридоре звучит колокол – скучный, монотонный звук.

– Обход закончился, – говорит Китти.

Она вытирает ладони о юбку. По лестнице кто-то спускается. Один человек. Открывается дверь, ведущая в основные помещения лечебницы. Входит женщина. Походка у нее решительная и резкая, лишенная всякой грации. Плечи напряжены, шея точно из металла, подбородок выпячен. На ней простое серое платье, а фартук накрахмален так сильно, что шуршит о юбки. Она прижимает ладонь к ткани, чтобы прекратить это шуршание.

Останавливается прямо напротив меня.

– Я Хэрриет Клаф, – говорит она, будто напильником по дереву водит. – Я вас не ждала.

– Но я здесь.

– Это так, – подтверждает она. Потом словно делит меня взглядом на части и снова складывает в одно целое, при этом выражение ее лица не меняется, только в уголках карих глаз появляются морщинки. – Что вам угодно?

– Я хочу узнать, кто погубил мою сестру.

– Вы из меня козла отпущения не делайте. Я ни в чем не виновата.

– Так расскажите мне, что произошло.

Делла начинает плакать; две других женщины возвращаются к сковородкам. Они явно боятся мисс Клаф. Я чувствую это в дрожании воздуха, в секундной паузе, прежде чем они берутся за дело. Женщина, которая кинула в меня ложку, – Делла, номер 4587, – моргает и хлопает себя по бедрам. Ее щеки краснеют еще больше, веснушки темные. Мисс Клаф хватает ее за руку.

– Не привлекай к себе внимания, Делла. Никогда не привлекай к себе внимания.

Она сжимает руку Деллы, пока та не перестает бить себя, потом отпускает и улыбается ей одобрительно. После чего переводит взгляд на меня, но речь ее обращена к трем женщинам:

– Это сестра Алисы. Она хочет узнать об Алисе. Вы же будете вести себя тихо ради меня, правда? – Она направляется к двери, и юбки снова громко шуршат. – У нас очень мало времени. Следуйте за мной.

Мы спешим по служебному коридору из беленого кирпича с высоко расположенными окнами. Сладковатый запах свежеиспеченного хлеба и едкий запах уксуса, которым мыли полы, мешаются в воздухе, от чего свербит в носу.

Коридор расширяется, вдоль стен стоят тележки. С крюков свисают широкие матерчатые ремни с затяжками. Мы вступаем в комнату – белая плитка, черные швы.

Как в той, где Алиса лежала на ледяной постели.

Но это другая комната. Она большая и прямоугольная, здесь ванны, и краны, и свернутые шланги, пристегнутые к стенам. Под кранами полосы ржавчины. В ряд выстроились ведра на колесиках, к каждому прислонена плоская лопата.

Все белое. Плитка. Ванны. Пол. Потолок. Плафоны газовых фонарей. Свернутые полотенца, сложенные на крашеных полках. Хлопковые халаты, висящие на крючках, будто владелицы только что сбросили их, шагнув в ванну. Белое все, кроме кранов, торчащих из стены. Кроме лопат, прислоненных к ведрам на колесиках. Кроме разъедающей ржавчины. По-моему, это обычная ванная комната, только ледяная, как острие ножа, а в ванных обычно висит теплый пар, в нос ударяет удушливая смесь запахов нагретой воды, и мыла, и разомлевших тел. Здесь не чувствуется ничего подобного.

Я обматываю ремень вокруг запястья и дергаю, представив, какой синяк остался бы, если бы ремень туго затянули.

– Женщин заводят вот отсюда, – говорит мисс Клаф, показывая на тяжелую металлическую дверь. Там, где изгибается длинная ручка, краска отслоилась и виден темный чугун. – А потом ванна со льдом.

– Я не понимаю.

– Иногда это необходимо.

Накрахмаленный фартук мисс Клаф скрипит о ее юбки, когда она проходит мимо меня и останавливается у металлической двери. Она прикладывает к ней ухо и оглядывается на меня.

– Но, по-моему, доктора слишком часто прибегают к этому средству, – говорит она и, выдохнув, снова прислушивается. – Приведи сюда ведьму, и она выйдет святой. По крайней мере, на время. Иногда навсегда. Я видела, как ледяная вода помогала, приносила успокоение.

– А моей сестре?

– Да. – Она открывает дверь и взмахом руки предлагает следовать за ней. – Иногда.

– А Беатрис Бичем?

Мотнув головой, она щелкает языком.

– Да.

Спеша к лестнице в дальнем конце узкого коридора, я слышу скрип ее фартука по юбке. Приподняв юбки одной рукой, пальцами другой она скользит по витым железным перилам. Мы поднимаемся на два лестничных марша. Она останавливается на площадке следующего этажа, смотрит вниз сквозь перила и снова начинает подниматься. Наверху единственный свет дает бело-голубое газовое пламя в стеклянной трубке.

– Сюда только два пути. По этой лестнице или по главной. И только один выход на крышу, – говорит она, показывая вверх. – Еще один пролет.

Мое сердце колотится все сильнее.

Мисс Клаф перебирает ключи на поясе, хмурится, рассматривая каждый ключ. Качает головой и после паузы, будто через силу, говорит:

– Меня удивило, что ее сюда перевели. Это редко бывает. Большинство пациентов верхнего этажа уже никогда не покидают его.