Когда душа любила душу

После публикации в «НРС» стала поступать помощь, многие звонили. «Звонила сумасшедшая жена писателя К., сказала Тане: “Нет у неё никакого рака! Бедная девочка — они просто хотят получить её органы. Немедленно положите её на обследование!”» — рассказывала Катя. Позвонила в слезах старая подруга Кати Алла Кигель — Катя не знала, что Алла в Нью-Йорке, а не в Москве. Я спрашиваю у Кати, нельзя ли что-то подобное организовать и в Союзе. Она в ответ: «Что взять с бедных советских граждан?» Я говорю ей о расслоении, о том, что появились там и весьма состоятельные люди, которые могли бы оказать ей помощь в ответ на обращение, подписанное такими известными людьми. «Но им как раз и плевать на тех, кто подписал обращение. Так что и здесь расслоение. Там сейчас расслоение по всем параметрам».

Проводы друга

Катя любила одностишия своего друга Владимира Вишневского. В разговоре 12 сентября 1992 года, после публикации в «Новом русском слове» подборки её стихов, она процитировала мне по телефону: «Я умираю, но об этом после». Тогда же вспомнила своё: «Я по звёздам, как по нотам, пропою свою судьбу». И огорошила меня известием о своём отъезде в Россию, в Академгородок. Вот это поворот! Я сказала: «Вот мы все суетимся, что-то организуем, чего-то добиваемся, а вы как будто стоите на месте. А потом делаете семимильный шаг и оставляете всех далеко позади».

Я записала кое-что из нашего разговора. «Я совсем не приспособлена к жизни в Союзе. То есть я к ней вообще не приспособлена, если уж честно говорить». В Америке могла бы жить только в Амхерсте или в Коламбусе. Продала зимние вещи, так как не собиралась возвращаться, а теперь вот надо ехать. «Видно, не суждено мне жить в Америке». Рассказывает, что «в Новосибирске есть какой-то самородок, у него есть какие-то аппараты и препараты. Биостимуляторы поднимают иммунитет, аппараты разрушают опухоль». Говорят, что он поднял на ноги многих раковых больных. «Сестра звонила и сказала категорически: “Немедленно вылетай. Ждём тебе в среду”». Племянник Миша летит в понедельник, а Катя не успевает — в понедельник только будут готовы анализы. Спрашиваю, не нужно ли чего. «Может, прислать икру?» — «Ну, этого ещё не хватало! Я же еду в Россию». Предлагаю помочь с пересадкой в Нью-Йорке. «Ну что вы, зачем, вам сложно. Важно ведь не просто увидеться, а посидеть, спокойно пообщаться, а такой возможности у нас не будет».

По-моему, у Кати появилась надежда. Она говорит о том, что химиотерапия не дала результата: «Я это знала, чувствовала, что химия не для меня. Это не моё лечение. Врач от меня отказывается — говорит, что ей нечего мне предложить. Такой случай, когда врач отказывается». Она говорит, что за пределами России большинство её материалов находится у меня. «Так что я вам, Танечка, всё это завещаю». По-уральски протяжно звучит последнее «а».

В Москву она вылетает 19 сентября. Катечка пока останется в семье сына Аллы Кигель Серёжи. Накануне вечером мне позвонила его жена Ира и сказала, что Катя у них, а меня «везде разыскивает нью-йоркское телевидение». Назавтра назначено интервью, и Ира предложила мне приехать к ним к 11 часам. Я сказала, что не успею, но приеду проводить Катю в аэропорт. Это интервью я видела в записи. На диване рядом с Катей её очаровательная дочка с ямочками на щеках гладила спаниеля. Катя спела свою последнюю песню — «такой вальсок», сказала она. Отвечая на вопрос ведущего, Арона Каневского, она говорит, что болезнь — это испытание. «Есть испытание богатством, славой, браком супружеским. Это одно из жизненных испытаний, которое нужно пройти». И добавила: «Всё-таки в мире есть какой-то баланс. В моей нынешней ситуации я понесла огромный моральный ущерб, но получила и огромнейшую моральную компенсацию. Так что я была всегда счастлива».

Ей был задан вопрос по поводу включённого в подборку стихотворения «Моя минорная тональность», которое завершается словами: «И уместилась в трёх аккордах/ душа бессмертная моя». Какие же это три аккорда? Катя ответила, что не думала об этом, и когда писала стихотворение, имела в виду «пресловутый блатной квадрат», который начинающие гитаристы в подростковом возрасте разучивают где-нибудь в подъезде. Но в последнем стихотворении подборки в «НРС» они, пожалуй, названы — «Я снова вхожу в эту реку со старым названьем Любовь», «Я снова вхожу в это море со старым названием Жизнь», «Я снова вхожу в это небо со старым названьем Душа». «Вот это, наверно, и есть мои три аккорда».

И море, и небо, и реки,
И Жизнь, и Душа, и Любовь
Завязаны в узел навеки,
Не в силах его человеки
Распутать — он свяжется вновь.