Когда я уйду

Мы встаем в позу воина, и я пытаюсь украдкой оглядеть комнату, но стоит повернуть голову, как головокружение усиливается, поэтому я смотрю в зеркало на стене и пытаюсь сосредоточиться на себе. Правильна ли моя стойка? Пальцы отставленной ноги расположены строго перпендикулярно пятке, выставленной вперед? Пот заливает глаза, не давая видеть ясно, поэтому я поднимаю руку, чтобы стереть его. Меня ведет в сторону.

– Дейзи!

Я слышу свое имя откуда-то издалека и нараспев, как в те дни, когда мама пела мне любимую колыбельную, повторяя ее снова и снова, если я не могла уснуть. И сейчас колыбельная опять вертится у меня в голове:

«Дей-зи, Дей-зи, дай ответ:
Любишь ты меня, мой свет?
Свадьба будет небогатой,
У меня машины нет.
Но какой ты будешь славной,
Сидя на тандема раме…»

Я открываю глаза, улыбаясь глупой, ребяческой улыбкой, словно песня превратила меня в трехлетнего ребенка, и немного смущаюсь, потому что все эти лица уставились на меня, и я не сразу понимаю, что лежу на спине.

– Ты в порядке? – спрашивает рот женщины с сильными мускулистыми руками, но с мягким, нежным лицом, и я чувствую себя, как утенок из книги.

– Вы можете стать женой Джека? – шепчу я.

И тут замечаю, что голова раскалывается, и перекатываюсь на бок, как раз вовремя, чтобы выблевать все, что осталось от моего капустного смузи, на голые ноги мускулистой/мягкой леди.

Именно тогда я решаю, что покончила с йогой.

Джек не романтик. По крайней мере, в традиционном смысле слова. По крайней мере, именно это я говорю людям, когда люди спрашивают:

– Что подарил тебе Джек на Валентинов день/Рождество/твой день рождения?

Они ожидают, что я отвечу: «Букет тюльпанов или сапфировый браслет, или коробку трюфелей».

Но вместо этого я отвечаю:

– О, Джек не романтик в традиционном смысле слова, – это заставляет их верить, что он романтик в каком-то другом, суперсекретном смысле слова. Но и этого нет.

Джек логичен. Это не значит, что он не мил и заботлив, поскольку может быть и тем, и другим. Но также может быть крайне невежественным и бестолковым, словно в жизни не видел фильмов с Мег Райан. Когда наши отношения начались, я сразу поняла, что, если хочу, чтобы за мной ухаживали и водили в рестораны, нужно самой заказывать столики или подчеркнуть, где именно я хочу поужинать, когда именно и что он должен надеть спортивный пиджак и галстук.

Поэтому я просто потрясена, когда в понедельник он приходит пораньше и приглашает меня поужинать.

– В даунтауне только что открылся новый ресторан – «Уайлдберри кафе». Один из тех, в который доставляют продукты прямо с фермы. Подумал, что неплохо бы посмотреть.

– Сегодня вечером? – переспрашиваю я, оглядывая ту же пижаму, которую так и не переодела после ночи. Я собиралась переодеться до прихода Джека, чтобы притвориться, будто ездила на занятия, но сейчас только пять вечера, а он никогда не возвращается раньше восьми. Надеюсь, он не заметил.

– Да, – кивает он. – Я только переоденусь.

Он в сопровождении Бенни идет к спальне, на ходу стягивая футболку.

– Я не слишком голодна, – кричу я вслед и поплотнее усаживаюсь в ямку, продавленную моей задницей на диване. На журнальном столике жужжит телефон, и я знаю, что это мама, потому что за последний час она послала мне семь сообщений, подтверждая, что приедет в четверг утром, чтобы отвезти на процедуру установки стента. Она послала столько эсэмэсок, потому что всего месяц назад научилась их слать, и случайно нажимает на «Отослать», когда хочет поставить знак препинания или убедиться, что я получила сообщение, и что оно не плавает где-то в киберпространстве и не попало случайно (и чудом) в чей-то другой телефон, хотя я сто раз объясняла, что такого не бывает.

Я беру мобильник. Читаю.

«Мне принести просыни? Или у тебя есть? Не помню».

Я знаю, она имеет в виду простыни, так как знаю, что едва она поймет, что неправильно написала слово, немедленно пришлет новое послание.

Появляется Джек в темно-красной рубашке-поло и выжидающе смотрит на меня.

– Давай, переодевайся.

Значит, он тоже заметил пижаму.

– Что ты делаешь дома так рано? – спрашиваю я.

– Я же сказал, – медленно отвечает он, словно говорит с сумасшедшей. – Хочу поужинать.

Я перевариваю информацию. Сначала «Ваффл хаус», и я была бы менее сбита с толку, если бы Джек сказал, что уходит из ветеринарии, чтобы стать акробатом на трапеции. И каким-то уголком сознания я понимаю, что должна прийти в восторг. Разве я не твердила Джеку, что хочу этого? Чтобы меня застали врасплох приглашением на романтический ужин? Но когда я сказала ему в прошлом году, в очередном приступе неугомонности, что, может, нам не хватает того знобящего возбуждения, которое должны испытывать все новобрачные, он ответил:

– Просто это не я. Не думаю, что мне нравится нечто подобное.

Хоть я и была разочарована, поняла, что он прав.

Это не к нему.