Поэтому, вместо того чтобы радоваться, я чувствую что-то другое, хотя не могу точно объяснить, что именно. Все равно что свитер, который когда-то облегал в нужных местах и потом сел после чистки. Этот новый Джек не вписывается в обычные мерки.
– Я не хочу никуда идти, – говорю я и чувствую раздражение в голосе, это несправедливо, потому что Джек заботится обо мне. Романтический Поступок. А я все порчу. Но я оранжевая. И сижу в пижаме. И чувствую себя паршиво с тех пор, как меня вырвало на йоге, хотя я не говорила об этом Джеку. Не хочу, чтобы он смотрел на меня с еще большим участием, чем уже смотрит.
– Уверена? – уточняет он.
– Да, – киваю я, не сводя глаз с телевизора. Я слышу его дыхание за спиной и знаю, что он спорит с собой и вычисляет, должен ли надавить или нет. Попробовать еще раз.
Я пытаюсь задушить раздражение.
А потом я начинаю ревновать, потому что вдруг передо мной новый Джек? Что, если Множественный Рак нажал в нем какой-то переключатель, и он стал Романтическим Джеком? А потом я умру, и какая-то другая девушка заполучит его неотразимую, поэтическую романтичность?
А потом я пытаюсь посмотреть на светлую сторону, потому что его новообретенная романтичность действительно поможет, когда я найду ему новую жену, так что, по крайней мере, это облегчит ситуацию.
А потом я мигом устаю от огромного разнообразия конфликтующих эмоций, испытанных за последние десять секунд, и гадаю, может, всему виной опухоль в мозгу размером с апельсин?
Спокойно.
Я задерживаю дыхание, пока скорее чувствую, чем слышу, как он выходит из комнаты. Конечно, в кабинет. И невольно чувствую легкое облегчение.
Беру пульт и переключаю на передачу с очкастыми учеными, обсуждающими десять гипотез гибели Земли в следующем веке.
Мужчина, который выглядит уж слишком довольным такой перспективой, разглагольствует о возможности появления гигантской черной дыры, которая поглотит всю нашу Солнечную систему своей зияющей пастью. Я должна быть в ужасе от такой идеи, но крохотная эгоистическая часть меня вроде как надеется, что это случится.
Телефон снова жужжит, и я вздыхаю.
Случится, предпочтительно до того, как моя мама доберется сюда.
Глава 10
В четверг утром фото Чарлин приветливо смотрит на меня с экрана компьютера. Я читаю ее короткую биографию на сайте Университета ветеринарной медицины. Мой взгляд застывает на заглавиях опубликованных в журналах статей:
«Статистика карциномы сквамозной клетки у золотистых ретриверов». «Частота злокачественных опухолей молочных желез у собак».
Я смотрю на снимок и пытаюсь найти красноречивые признаки ее сексуальной ориентации. Бессмысленное занятие, не только потому, что трудно разгадать лесбиянку по фотографии, но также потому, что Джек нисколько ей не интересуется.
Я кликаю на список кандидатов в доктора ветеринарной медицины, и море трудолюбивых мужчин и женщин в белых лабораторных халатах смотрит на меня. Я начинаю анализировать фото, но тут же смеюсь над собой. Что можно сказать о ком-то по одному моментальному снимку? И даже если я смогу разгадать, что именно эта женщина подойдет Джеку, тогда что? Послать ей мейл такого содержания?
«Привет. Нравится мой муж? Напиши, да или нет».
Я с досадой закрываю ноутбук и слышу стук в заднюю дверь.
Иду на кухню, где на полу лежит Бенни, свернувшись как пружина, и рычание зарождается глубоко в его глотке.
Открываю маме дверь. Хватаю Бенни за ошейник и поднимаю на руки.
– Принесла Микси?
Мама стоит посреди кухни с кошачьей переноской в правой руке и маленькой сумочкой, в которой сложено самое необходимое.
– Здравствуй, родная, – пыхтит она, задыхаясь от подъема на крыльцо. – Да. Мне так жаль. Я надеялась, Джек посмотрит порез на ее лапе. Бедняжка зализывает его всю неделю. Я писала тебе. Ты не получила?
– Ты послала букву «в».
Бенни начинает вырываться – я несу его к задней двери и сражаюсь с заевшей ручкой. Наконец, дверь распахивается, и я ставлю его на верхнюю ступеньку.
– Иди! Играй! – командую я, и дверь со скрипом захлопывается. Я возвращаюсь к матери.
Она ставит переноску и сумку у ног и держит телефон на расстоянии вытянутой руки.
– Забыла очки. Чертова штука!
Она досадливо щелкает языком.
– Не знаю, почему их делают такими сложными.
– Мама, ничего сложного, – говорю я, глядя на ее ключи, брошенные на стойку. Жалобный лай Бенни доносится в комнату, и я прижимаю пальцы к вискам. На этой неделе у меня уже второй раз болит голова, и я мысленно напоминаю себе пить побольше воды. Наклоняюсь, чтобы взять вещи мамы.
– Оставь это.
Она снова щелкает телефоном.
– Я сама уберу. Ты не в состоянии.
– Я в порядке.
Только я уже сказала это дважды, а она не пробыла здесь и пяти минут.
Я мерно вдыхаю и выдыхаю, неся ее сумку и Микси в кабинет, где надула и разложила на полу двойной матрас.
Очень хочется заползти на него. Я вовсе не «в порядке». Так устала за последние несколько дней, что засыпаю, не дожидаясь Джека.
– На какое время назначена процедура? – спрашивает мать. От неожиданности я вздрагиваю и расправляю плечи.
– На три.