Когда я уйду

Мама Анджелы теперь стояла на крыльце, вместе со мной. Анджела прижималась к ее ноге, словно была привязана к ней. Я почувствовала себя загнанной в угол.

– Может, ты могла бы разбудить ее. Я бы хотела поговорить с ней.

Я поняла, что эта женщина не собирается уходить. Что сбежать невозможно, и мой молодой мозг отчаянно пытался найти выход.

Я медленно повернула ключ в замке и открыла дверь.

Анджела и ее мать тенью следовали за мной.

Я съежилась, впервые увидев наш дом глазами постороннего. Коридор освещала одинокая лампа. Стеклянный абажур от нее, покрытый пылью, лежал на полу из искусственного дерева. Мать сказала, что не имеет смысла надевать его, чтобы снимать каждый раз, когда нужно менять лампу. Я переступила через него и посмотрела на пять неровных, покосившихся стопок газет, лежавших вдоль стены коридора. Их нужно было сдать в макулатуру, но у нас никогда не хватало времени отнести их в соответствующий мусорный ящик.

Общая комната была еще хуже: грязные тарелки с корками черствого хлеба и пластиковые чашки, на четверть заполненные остатками «Кристал Лайт» или диетической коки, были разбросаны по липким столикам. В каждой росла плесень, и я проверяла ее каждый день, когда приходила домой: очень было любопытно, как растут новые споры и какие новые цвета появляются в мое отсутствие. В углу комнаты стоял туалет Фрэнка, кота, которого мама нашла на парковке аптеки, где работала по вечерам. Туалет был набит кошачьим дерьмом и спекшимися серыми кусками наполнителя.

Я вспомнила о графике уборки, который мама прикрепила на холодильник, когда начались занятия. Мне полагалась делать свою часть работы и сверяться с графиком, как только я приходила домой. Первые несколько недель она строго за этим следила, требуя, чтобы я подчинялась правилам. Но это было несколько месяцев назад, и график давно был закрыт магнитами, крепившими мои табели с отличными оценками и купоны на пиццу «две по цене одной» в «Литтл Сезарс», а также пожелтевшими вырезками со статьями Дейва Барри.

Широко раскрытые глаза матери Анджелы вобрали всю сцену. Губы брезгливо искривились. Она положила руку на костлявое плечо Анджелы, словно запрещая ей шевелиться.

– Э… оставайтесь здесь, – промямлила я, отворачиваясь от нее. – Пойду за мамой.

Пробежала по боковому коридору, ведущему в три маленькие спальни и ванную и вошла в комнату матери. Постель не застелена. Белые простыни грязны и пожелтели от старости и редких стирок. Мое сердце бешено колотилось, и я понятия не имела, что делать.

– Думай, – скомандовала я себе. Несколько раз глубоко вдохнула, и тут меня осенило. Я вышла из комнаты и нырнула в ванную. И включила душ на полную мощность.

– Она в душе, – объявила я, возвращаясь. – Говорит, что, если вы оставите номер телефона, позвонит, как только выйдет.

Мать Анджелы нахмурилась. Похоже, она мне не поверила. Посмотрела на часы, и я испугалась, что она сейчас скажет, что подождет. Но она кивнула, словно приняла какое-то решение, схватила Анджелу за руку и направилась к входной двери. Но тут же повернулась:

– Передай матери, что я вернусь, – пообещала она, щурясь. Почти не замаскированная угроза повисла в воздухе между нами.

Когда она закрыла за собой дверь, жар стыда опалил мое лицо, и я оглядела комнату, видя ее глазами постороннего и не в силах увидеть собственными.

Весь день я скребла, работала пылесосом, мыла посуду, вытирала пыль, тащила газеты к мусорному ящику и стирала простыни. Даже вынесла стул в коридор, встала на него и, поднявшись на цыпочки, едва сумела завинтить абажур.

Мать вернулась домой гораздо позже того, как на небо вышла луна. Я услышала, как ключи звенят на сверкающей кухонной стойке.

– Дейзи-медвежонок!

– Да! – откликнулась я, не вставая с дивана. И заранее улыбнулась при мысли о похвалах, которыми она осыплет меня при виде нового, безупречно чистого дома.

– Сделала уроки?

– Да.

Может, она еще не огляделась? Может, все еще просматривает почту, которую она приносит каждый вечер?

Она появилась в дверях и посмотрела на меня. Вечером фиолетовые круги под глазами стали еще заметнее.

– Хорошо провела день, милая?

Я кивнула. Конечно, нужно бы сказать ей о матери Анджелы. Спросить, что мне делать, если она вернется. Но мама выглядела такой усталой. Я просто не могла обременять ее еще и этим.

– Я так рада, – слабо улыбнулась она. Обвела взглядом комнату. Я ждала, что ее лицо просветлеет. Что она будет ошеломлена явной разницей между тем, что стало, и тем, что было еще этим утром.

– Ты убрала, – пробормотала она.

Я снова кивнула. Будь я собакой, мой хвост выбивал бы на полу барабанную дробь.

– Ты хорошая дочь.

Вот они – слова, которых я ждала. Награда за мой тяжкий труд. Но в душе стыло разочарование. Я не могла понять, почему вместо радости ее лицо стало таким, словно она потерпела полное поражение.

Она подошла сзади, наклонилась и поцеловала меня в макушку.

– Иди, чисти зубы. Пора спать.