Когда я уйду

Прежде чем он успевает ответить, паника набрасывается на меня. Огонь из всех орудий! Я поспешно задерживаю дыхание, чтобы не задохнуться. Потому что помню ледяной страх, сковавший меня в тот день, когда я заблудилась, и насколько страшнее все могло бы оказаться, если бы я вела машину несколько часов. А что, если я начну забывать целые страницы своей жизни? Или Джека? Не хочу забывать Джека!

– Трудно сказать. Как я уже говорил, опухоли мозга – штука капризная.

Я хочу указать, что он сказал не «капризная», а «забавная», а эти термины больше подходят для фокусника на детских днях рождения, чем для характеристики опухолей мозга.

– Вы также можете сделать операцию, – говорит он, сложив ладони домиком и опираясь локтями о стол. – Она не слишком выросла за последние два месяца и все еще легко удаляется.

– Но я думал, вы не рекомендуете операцию, пока я не пройду курс лечения, химию и облучение.

Он терпеливо кивает.

– Я действительно сказал это, но так было, пока у вас не наблюдалось симптомов. Когда опухоль не вызывала никаких проблем.

Я пытаюсь не засмеяться. Можно подумать, побочный эффект в виде немедленной смерти – не проблема!

– …а теперь вам нужно обдумать такую возможность. Качество жизни тоже важно. Но тут есть немалый риск. А может, и большой. Сейчас ваше тело ведет бой и сильно ослаблено. Вам может быть трудно оправиться после операции. Это нелегкое решение.

Наконец я сосредоточиваюсь на том, в чем могу согласиться с доктором Сандерсом. Это нелегко. Ничего из всего перечисленного не легко. Моя голова распухла от информации и внутричерепного давления, и я не уверена, что у меня осталась энергия принять еще одно решение. Касающееся моего здоровья, моей жизни, моей смерти.

И я радуюсь, когда заговаривает Джек.

– Доктор Сандерс, – говорит он, адресуясь к нему с новой угрюмостью, которую я привыкла ожидать в его голосе эти последние несколько месяцев. – Что бы делали вы? Если бы это была ваша жена, я имею в виду. Что бы вы сделали?

Доктор Сандерс смотрит на Джека поверх сложенных домиком ладоней. Потом переводит взгляд на меня. И молчит так долго, что мне кажется, может, он забыл вопрос. Может, и у него опухоль мозга?

Наконец, он глубоко вздыхает.

– Операция. Я бы хотел, чтобы она сделала операцию.

Джек поворачивается ко мне и поднимает брови. Я знаю, что все зависит от меня. И решаюсь.

– Хорошо. Я сделаю операцию.

Я уезжаю из Онкологического центра с рецептом на Декадрон и с направлением к нейрохирургу в Атланте на понедельник, на предварительную консультацию. Собственно, операция назначена на вторник, и я поражена скоростью, с которой доктор Сандерс все организовал.

Джек садится в машину и начинает возиться с радио, пока не останавливается на рок-балладе Линарда Скайнарда. Я открываю рот, чтобы поблагодарить его за то, что поехал со мной, хотя упорно протестовала все утро. Но он заговаривает первым.

– Я еду с тобой в Атланту.

– Нет! – кричу я, яростно тряся головой. – Ты слышал доктора Сандерса. Я пробуду в больнице не меньше трех дней. Ты не можешь забросить клинику на это время. Линг не позволит тебе закончить.

– У тебя операция на мозге, – говорит он спокойно и рассудительно. – Линг поймет.

– Нет, – повторяю я. – Мама возьмет выходные и будет все время рядом…

– ДЕЙЗИ! – ревет он так, что звук отдается во всем моем теле и заставляет мое сердце остановиться на целые две секунды. Может, три.

Краем глаза я смотрю на Джека и вижу, как его руки вцепились в руль, так сильно, что кажется, будто побелевшие костяшки вот-вот прорвут кожу. Он вздыхает, слегка расслабляет пальцы и снова говорит спокойным, тихим голосом, подчеркивая каждую букву:

– Я еду с тобой на операцию. Конец дискуссии.

До этой минуты я не сознавала, что задержала дыхание, и расслабляюсь. Очень хочется спорить с ним. Объяснить, что в этом нет необходимости, что моя мама со всем справится, что я буду в порядке. Но я не могу игнорировать теплое чувство, вызванное упрямой решимостью Джека быть там ради меня. Со мной. Словно одна из аксиом, которые мы изучали на геометрии в десятом классе. Если жене предстоит операция на мозге, муж должен ехать с ней.

Я смотрю на профиль Джека… но тут его смартфон в держателе для чашки пронзительно звонит, и он хватает его правой рукой. Может, мне это кажется, но он специально отворачивает экран от меня. Прерывает звонок и кладет телефон обратно.

Я усилием воли удерживаюсь от того, чтобы поднять его и удовлетворить свое любопытство.

– Кто это был? – спрашиваю я, надеясь, что голос звучит безразлично, а не так, словно все равновесие моего мира зависит от его ответа. При этом я смотрю на деревья и телефонные столбы, пролетающие за окном.

Он колеблется какую-то долю секунды, прежде чем ответить.

– С работы, – бормочет он, и у меня падает сердце, а тепло и крошечные пузырьки в желудке, как от шампанского, сменяются холодом стальной тяжестью.

Потому что я знаю: он лжет.

В субботу утром Джека вызывают в клинику «Уайлдлайф», чтобы помочь лечить стаю отравленных уток с местного пруда.