Когда киты выброшены на берег (СИ)

Открыл Мегуми быстро. Выглядел измотанным и хмурым. На какое-то мгновение можно было решить, что парень сейчас захлопнет перед Сакурой двери. Но на дне тёмно-зелёных глаз погасли беспокойство и раздражение, стоило встретиться взглядами. Сакура знала, что иногда присутствие конкретных людей может угомонить такого опасного зверя, как тревожность. Даже если человек крепок нервами, эта коварная бестия знает, каким способом осадить самую неприступную крепость.

Мегуми забрал у неё пакеты и отнёс на кухню. Сакура сняла пальто и сапоги, подавляя дрожь в конечностях из-за чувства накатывающего стыда перед Годжо. Это ведь она его прогнала, сказав, что не надо им больше видеться. А сейчас явилась, спасительница. Благо, что не в костюме из спандекса с плащом наперевес. Мегуми проводил её до спальни, но прежде надо было вымыть руки. А ещё, желательно, перевести дух. Но на это время тратить никто не стал. Они с Мегуми созванивались каждые полчаса до того, как Сакура переступила порог квартиры. Температура у Годжо не поднималась, зато появился озноб и ломота в костях.

Когда Сакура увидела Годжо, лежащего в кровати в состоянии, далёком от нормального, сердце её сжалось костлявыми пальцами вины. Возможно, совсем рациональной. Но в её мозгу болезнь Годжо и их последний разговор связался крепкими стальными тросами. Да так, что ни один разумный довод теперь эту жилу не перерубит. Лихорадочные пунцовые пятна расползались по лицу. Светлые волосы взмокли от пота. Пряди прилипли к лоснящемуся влагой лбу. Веки тяжёлые. Вид болезненный. Губы сухие, алые лишь на линии смыкания, будто Сатору недавно отведал свежей крови. Большое, сильное тело лежало под несколькими одеялами. Но они были тонкими, поэтому Мегуми притащил ещё и плед.

Сакура прошла вперёд, поставив у кровати сумку. И убрала из-под затылка ледяной компресс. Осторожно коснулась лба.

— Фушигуро-кун, принеси воды, пожалуйста, — попросила парня Сакура.

Он тут же скрылся из виду. На кухне застучали дверцы шкафчика.

Услышав знакомый голос, не принадлежащей Мегуми, Сатору приоткрыл глаза. Сакура едва не отпрянула. Она не знала, что их невероятный цвет может не только завораживать, но и пугать. Воспаленные и сухие из-за температуры, тем не менее они блестели, будто переливалось на солнце и слепило битое бутылочное стекло.

— Я всё-таки сдох? — спросил он хрипло.

— Пока нет, — сказала Сакура.

Годжо усмехнулся и тут же закашлялся.

— Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно, как видишь, — прохрипел Годжо.

— Опиши мне свои ощущения, — терпеливо сказала Сакура.

Годжо долго смотрел на неё.

— Нет, — отозвался он просто. — Ты зря приехала.

Резкое желание схватить подушку и придушить Сатору вдруг показалось не таким уж и ужасным избавлением его от страданий. Единственное, что останавливало Сакуру — это осознание. Возможно, Годжо имел право так себя вести. С одной стороны. С другой же, они взрослые люди. А взрослые люди, как говорят многие, должны быть выше всяких обид, когда дело касается жизни и здоровья ближнего своего.

— Я уйду, как только тебя осмотрю и оставлю Мегуми все надлежащие инструкции, — спокойно сказала Сакура и села на край кровати.

— Ничего другого от такой бессердечной женщины я и не ожидал, — сказал Сатору. — Ты мне мерещишься, я знаю.

— Нет, — сказала Сакура. — Стадия бреда уже прошла. Ты в состоянии не путать её с реальностью. Голова болит?

— Да, — ответил Сатору и прочистил горло.

— Сильно?

— Нет.

— Покажи горло, — Сакура достала из сумки упаковку с деревянным шпателем.

Легко надорвала верх. Годжо открыл рот.

— Язык высуни.

Он послушался, но не с первого раза. Сакура внимательно осмотрела воспалённые стенки. Красные. Но без налёта. Вздохнула с облегчением. Не инфекция. Убрала деревянный шпатель с розового языка обратно в надорванную упаковку, чтобы потом выбросить.

— Нежнее можешь? — кинул Годжо.

— Хорошо, буду нежнее, — Сакура решила, что не будет подыгрывать.

Болезнь это или обида на неё — всё равно. Сейчас надо заняться лечением.

— Сядь и подними кофту, — Сакура достала стетоскоп.

Сатору на удивление быстро послушался, но вредничать не перестал. Задрал чёрную, пропотевшую кофту, болезненно поморщившись от неприятных ощущений. А когда мембрана стетоскопа коснулась белой кожи, резко отпрянул с кошачьим шипением.

— Холодно!

Сакура выдохнула и приложила акустическую голову к ладони, чтобы демонстративно нагреть. Только потом вернула её на тело Сатору. Внимательно прислушалась к размеренному дыханию.

— Дыши, — попросила.

Он затаил дыхание. Сакура закрыла глаза. Хорошо, ничего страшного. Она и не с такими засранцами справлялась.

— Не дыши.

Сатору сделал вдох. Потом выдох. Сакура передвинула стетоскоп чуть влево.

— Лёгкие чистые. Хрипов нет. Это хорошо, — сказала она.

Но руки не отняла. Сердце в груди Сатору билось учащённо. Сакура вслушивалась в каждый удар, понимая, что её колотится в том же ритме.

— Я замёрз, — сказал Годжо.

Но не отодвинулся и не опустил ткань кофты в нетерпении.

— Извини, — Сакура отстранилась, убирая стетоскоп обратно в сумку.