Когда мертвые заговорят

У меня в голове будто поселился часовой механизм: тик-тик-тик… Он отсчитывал секунды до того, как Леда повернется ко мне спиной, притворившись, что я ничего не говорила. Я видела, как на ее нижнем веке собирается слезинка, набухает как почка весной, а затем катится по щеке.

И вдруг Леда решительно направилась ко мне, стряхнув безнадегу, страх и неуверенность. Ее лицо обострилось от решительности.

– Да! – воскликнула она. Остановившись передо мной, она вытянула руки вверх, но, испустив грудной стон, отстранилась и посмотрела по сторонам в поисках предмета, на который можно было бы взобраться, чтобы достать до крюка. Мое сердце пустилось вскачь, ведь до этого момента мне казалось, что мы застыли во времени, а теперь время понеслось вперед. Меня опять пробрал страх, что мы не успеем выбраться.

На мгновение я потеряла ее из виду, но Леда тут же возникла в поле зрения, таща за собой огромный деревянный ящик. Он тянул девушку назад, но она упрямо шла ко мне с решительностью во взгляде.

– Я знала, что поступила плохо, – прошептала она, и я не стала поддакивать или перебивать. Кажется, Леда пыталась убедить себя, что сейчас поступает хорошо, что ее предательство по отношению к отцу – правильное решение. Ее живот оказался напротив моего лица. Грязная кофта с пятнами крови колыхалась вокруг талии, словно огромный мешок. Я опустила глаза и увидела тонкие лодыжки, выглядывающие из-под грязной юбки. Леда выглядела истощенной, казалась несуразной карикатурой на девушку.

Хоть раз она осмелилась вступиться за себя? Наверное, она всегда боялась перечить отцу, не могла спрятаться от него, швырнуть проклятые игрушки ему в лицо, уйти, заявить в полицию… В ней появилась храбрость лишь в тот миг, когда пришлось спасать кого-то другого.

Наконец мои руки упали вниз, веревка полетела на пол, а наверху звякнула цепь. Леда слезла с ящика и вновь превратилась в девушку-цыпленка.

– Все будет хорошо, Леда, – заверила я, сжимая ее плечо. Она невольно попыталась отодвинуться, но я без труда удержала ее на месте, не дав и шагу ступить. – Я ведь сказала, что помогу тебе. Теперь мы команда, ты понимаешь?

– Да, – отозвалась она, но выглядела при этом так, будто не соображала, где находится и что происходит.

– Действуем слаженно. Делай, что я говорю.

– Х-х-хорошо.

– У тебя есть мобильный телефон?

– Нет, – шепнула она испуганно.

– Где моя машина?

– Не знаю.

– Ничего страшного, Леда, ничего страшного. – На этот раз я крепко и решительно сжала ее запястье, потянув к лестнице. – Просто делай, что я говорю, хорошо?

– Хорошо.

Как загипнотизированная, она проследовала за мной. Несколько секунд я напряженно вслушивалась в ее судорожное дыхание за спиной и пыталась уловить другие звуки. Вдруг что-то скрипнуло, я подскочила и обернулась. Леда наступила на дряхлую половицу. С облегчением вздохнув, я уже собралась продолжить путь, как дверь амбара медленно отворилась. Леда в страхе застыла, будто огромная ледяная статуя, вытаращив глаза и глядя поверх моей головы.

Я повернулась. Джек смотрел на нас, а я на него. Казалось, этот миг – когда он, не веря своим глазам, буравил две женские фигуры в свете тусклой лампочки, – длился целую вечность. А затем Джек сорвался с места, одновременно выхватывая из-за пояса нож, Леда завизжала, и я отпустила ее руку и оттолкнула от себя наверх:

– В УГОЛ!

Она поступила так, как я ей и велела: бросилась к окну и встала в темный угол. Я метнулась следом, слыша за спиной бешеный топот, и остановилась у полки, на которой валялись брошенные хозяином амбара инструменты: проволока, молоток, пара ржавых десятисантиметровых гвоздей, тесак с тупым лезвием и сгоревшие провода от музыкальных колонок.

Джек поднимался по лестнице, выбивая из ступенек пыль. Я схватила обгоревший шнур диаметром в два сантиметра и намотала оба конца на кулаки, чтобы получилась ловушка. Джек попался в нее тут же, когда сделал выпад ножом в мою сторону. Леда завизжала, но я захватила запястье Джека проводом и, когда рванула его на себя, его разъяренный рев перекрыл ее тонкие вопли. Не без труда, но я опрокинула чудовище на пол.

Джек, тебе не светит медаль за усердие в спортзале, – подумала я, пыхтя от натуги, когда тянула провод на его руках в разные стороны.

Я смогу победить его, ведь дело не в том, что у меня за плечами военная школа или тринадцать часов в неделю в спортивном зале, – нет. У меня есть кое-что, чего нет у Джека. У меня есть то, о чем он никогда не задумывался. По крайней мере до этого момента. Желание выжить. Джек никогда не был в клетке Стивена Роджерса. Джек никогда не пытался спасти свою крошечную сестру. Джек не перенес дюжину операций по восстановлению тела. По сравнению со мной он – ничто.

Я ударила его в голень, и он упал носом в пол, как подкошенный стебель кукурузы. Он что-то заорал, но в ушах я услышала лишь голос сержанта: