Когда мертвые заговорят

Если бы жители Эттон-Крик стали задумываться над судьбой Леды, они бы вспомнили, как не раз Джек Стивенсон доставлял ее в больницу с избиениями, утверждая, что над его дочерью издеваются в школе. Они бы заметили, как она потупляла взгляд в его присутствии, каким была забитым ребенком. Они бы поняли, что могли ей помочь. Миссис Томпкинсон, например, давно заметила странную погоду в доме Стивенсонов, но списала все на подростковый бунт. Теперь-то она поняла, что это был никакой не бунт и что ошибалась в Лауре. И перед сном, когда на нее наваливался сон, миссис Томпкинсон вспоминала, как Леда убила кошку ее дочери, говоря, что та в лучшем мире, там, где ее никто не посмеет обидеть.

В воздухе чувствовалось скорое приближение нового года. Это были магические вибрации, обещающие счастье и покой, еду и питье и много веселья. Все с нетерпением ждали нового года.

Для меня двадцать пятое декабря всегда особенный день, и сегодня я буду скучать по Джорджи в одиночестве. Ей бы исполнилось тринадцать. Она бы выглядела как принцесса: высокая, с копной кудряшек, с озорным взглядом. Мы бы отправились в кафе и съели тонну мороженого или устроили уютный семейный вечер. А может, у Джорджи была бы куча друзей, с которыми она захотела провести время? Она бы дружила с Билли Эллиссом?

Леда оставалась в больнице, и я навещала ее почти каждый день. Я вернулась в университет и посещала занятия, встречалась с Аспеном и Кирой, гуляла с Крэйгом и его девушкой Греттой. Я вела себя так, будто все в порядке. Но я была в подвешенном состоянии, потому что Ной все никак не отпускал меня.

В тот день я вернулась в особняк Харрингтонов около семи утра. Оставляя на лужайке следы, я бегом добралась до входной двери, и она открылась за секунду до того, как я дернула за ручку, а затем Ной схватил меня в объятия, подавшись назад из-за моего внезапного напора. Я спрятала лицо на его груди, обхватила талию, крепко прижалась. Ной поежился в ответ на холод, который я с собой принесла, но не отстранился. Ухом я слышала, как размеренно бьется его сердце, а потому с легкостью подстроилась под его ритм.

Когда я отстранилась, Ной поцеловал меня, бережно взяв мое лицо в теплые ладони. Его губы были мягкими и уверенными, в то время как мои закоченели от холода. Тогда мы ни о чем друг друга не спросили, но я поняла, что что-то не так. Я заключила в себе неуверенность всех жителей Эттон-Крик, которые смотрят на правду, но предпочитают ее не замечать. Тогда я лишь позволяла Ною целовать себя и целовала его в ответ, а затем, дрожа от холода и воды, хлюпающей в ботинках, попросила его не забирать меня до дня рождения Джорджи. Он согласился с легкостью, будто я попросила о каком-то пустяке. Он сказал: «Хорошо». И все. Той ночью он не стремился разговаривать, ни о чем не спрашивал и на следующий день.

Две недели я провела в задумчивости и меланхолии. Будь я прежней, я бы, возможно, сосредоточилась на учебе или спорте. Мы бы с мамой посмотрели любимую рождественскую комедию Джорджи. Но я зациклилась на завтрашнем дне, на дне, в котором меня уже не будет.

Я постоянно думала о том, как это случится. Как я умру? Это будет больно или нет? Я буду страдать? А вдруг я не смогу умереть? А вдруг, а вдруг, а вдруг…

Если Ной с такой легкостью согласился оставить меня хотя бы до дня рождения Джорджи, в надежде, что я поживу немножко счастливой жизнью, он совершил ошибку. Для него я притворялась счастливой. Я рассказывала ему о происшествиях в университете, обходя стороной загадочную пропажу профессора Джеймис-Ллойда, о девочке с пузатым щенком, которую встретила рядом с кафе «Шелли». Почему-то щенок напомнил мне о Сьюзен, но об этом я уже не стала говорить. Ной всякий раз, когда я начинала притворяться другой Каей Айрленд, притворялся, что верит мне.

* * *

Спустившись в семь утра на кухню, я застала Ноя сидящим на рабочем столе. Я застыла как вкопанная, оценив эту знакомую позу, не предвещавшую ничего хорошего.

– Все хорошо? – осторожно спросила я, желая развернуться и уйти.

Он переживает из-за сегодняшнего дня. Мы знали, что сегодняшний день – мой последний день, но предпочли не говорить об этом. И сейчас я боялась, что Ной скажет что-то, что выбьет меня из колеи.

Он медленно повернул голову, и в его взгляде проскользнуло понимание.

– Я просто задумался над… – Он остановился внезапно, будто забыл, о чем говорил. – Просто не знаю, что приготовить на ужин.

Ну конечно.

– Я знаю, когда ты лжешь.

– Ну конечно.

Мое сердце пропустило удар, но я сделала вид, что не удивилась, когда Ной озвучил мои мысли с толикой сарказма в голосе.

– Я избегала тебя, – произнесла я правдиво, и стоило признаться, мне сразу же стало легче. Нужно было не увиливать. Нужно было сразу сказать, что мне кажется, что Ной ведет себя подозрительно даже для Смерти.

– Избегала? – Он насмешливо изогнул бровь. – Ты? Меня?

Он соскочил на пол и медленно приблизился ко мне.

– Я не заметил, чтобы ты меня избегала, Кая, – томно произнес он. – Ни вчера, ни позавчера, ни сегодняшней ночью…

Я смотрела невозмутимо.