Когда мертвые заговорят

– Хорошо, что мы все разъяснили. И я рада, что мне не придется становиться твоей вечной рабыней для утех, или женой, или еще кем-то. – Ной поднял брови, вытирая тряпкой лужу ромашкового чая. Рукав моей кофты стал влажным, но я обратила на это внимание только спустя пару секунд. Подвернула его, мрачно уточнив: – Я имела в виду не то, что ты подумал.

– Я понял. – Он бросил тряпку в раковину и затем включил кран, чтобы вымыть руки. Я соскользнула со стула, пока он был занят и стоял ко мне спиной. Чувствовала себя так, будто кто-то основательно покопался в моих мозгах. Нерешительно приблизившись к Ною, я спросила:

– Можно я пойду?..

Его губы дрогнули в нежной улыбке. Я подумала, что он знает, каких внутренних усилий мне стоило остаться здесь и слушать все то, что он хотел сказать.

– Спасибо, – поблагодарил он. Я хотела сказать «и тебе спасибо», но не была уверена, что это уместно. Вместо этого я обняла его за талию и, воспользовавшись тем, что Ной возился с посудой в раковине и не мог обнять в ответ, поцеловала его в подбородок – он едва склонил голову от удивления, – и быстро ушла.

Может быть, нужно было сказать, что… все будет хорошо?

Но разве я должна лгать?

Уже на середине лестницы я стала перепрыгивать через две ступени – хотела как можно быстрее оказаться наедине с собой. Я в отчаянии поняла, что все-таки солгала Ною, сказав, что у меня нет маски. У меня есть одна. Та, которую я использую, чтобы притвориться, будто все нормально и я сильнее, чем есть. А здесь, захлопнув дверь и повернув в замке ключ, я упала на кровать, прижала колени к груди и накрыла глаза ладонью, положив вторую на живот. Я хотела стать меньше и незаметнее, но не учла, что чем меньше я становлюсь в этом огромном пространстве комнаты, тем больше становится мое горе. Оно вырывается из груди, потому что ему там тесно, и накрывает меня с головой. Накладывает на мое тело один слой черного смога, второй слой, третий…

И я хотела спрятаться от мыслей и слов, но не могла.

Неужели Дориан Харрингтон навсегда нас покинул?

Ну что ж, Кая, там-то, наверное, в другом мире, где Дориан не скреплен никакими договорами, он счастлив и наконец-то спокоен.

После этого в ушах сквозь громкую пульсацию горячей крови прозвучал голос Ноя:

Если я отпущу тебя, это будет нечестно по отношению к другим душам.

Я знала, что мне придется уйти. Я думала, что смирилась, мне казалось, что я привыкла умирать. Бог видит, я уже умирала не раз, но после того, как Ной расставил все точки над «i», моя смерть обрела настоящие, реальные очертания. Раньше она маячила где-то на горизонте, оттесненная важными проблемами: фигурой Криттонского Потрошителя, Неизвестным, смертью мамы, воспоминаниями о Джорджи, спасением Леды Стивенсон. А теперь, когда смерть подобралась слишком близко и я увидела ее четко очерченную фигуру, я в очередной раз подумала, что не нашла времени, чтобы спасти себя. Я все пыталась найти Криттонского Потрошителя, Неизвестного, убийцу моей мамы, того, кто пытался убить Аспена, но себя найти забыла. Я пыталась спасти Сьюзен, Скалларк, Леду Стивенсон… а себя не спасла. А теперь уже времени нет. Сама Смерть говорит мне, что больше нет шанса. Он давал мне столько шансов, а я…

Я убрала руки от лица и вытянулась на кровати, посмотрев в потолок.

Все нормально.

Моя грудь свободно поднялась и опустилась.

Я правильно поступила. Ной просил меня верно расставлять приоритеты, и я сделала именно так.

Если бы я не пыталась найти Криттонского Потрошителя, это была бы не я. Если бы я попыталась променять жизнь Скалларк на свою, это была бы не я. Когда Сьюзен кричала в переулке, чтобы я убегала, она не думала о себе. Она пыталась спасти меня. Как я могу поступить иначе?

Я почувствовала, как к ушам скатились холодные слезы, и поежилась.

Все правильно.

Если я отпущу тебя, это будет нечестно по отношению к другим душам.

Мы все делаем правильно.

Но от этого не менее больно.

Я взяла себя в руки, переоделась в свежую футболку и шорты и забралась под одеяло. Грудь все еще болела, горло сдавливали невидимые сильные пальцы. Слезы все еще текли.

Но ничего.

Все нормально.

* * *

Утром мы с Ноем притворились, что все хорошо и прошлого разговора не было. Мы не говорили о моей смерти. Мы не говорили о том, что Дориан ушел. Мы не говорили о любви. Мы не говорили ни о чем.

Утром все стало как прежде: вернулись запахи (свежеиспеченных оладий, теплого топленого молока, апельсинового варенья с карамелью), вернулось прежнее расположение Ноя. О мою ногу потерся Киса-Миса, пытаясь обвить хвостом лодыжку.

– Я вычитал новый рецепт, который хочу попробовать, – сказал Ной ничего не значащим тоном, и я ответила:

– Я не знаю, как поздно вернусь.