Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Тем не менее их дискуссия показывает, что западные лидеры чувствовали, что НАТО может рассматриваться как жизнеспособное решение дилемм безопасности не только немцами, но и странами, расположенными дальше к востоку. Геншер, конечно, надеялся, что в долгосрочной перспективе его общеевропейское видение сделает устаревшим любой интерес Восточной Европы к НАТО[647]. Воодушевленный своими переговорами в Виндхуке, он через два дня выступил с публичной речью в Люксембурге 23 марта. В ней он подробно остановился на своей мечте об институционализации СБСЕ и в конечном итоге о слиянии распущенных и Варшавского договора, и НАТО в новой европейской «ассоциации общей коллективной безопасности» (Verbund gemeinsamer kollektiver Sicherheit). НАТО, как он подразумевал, «с ее нынешними формами и функциями потребуется только на переходном этапе неопределенной продолжительности»[648].

Эти идеи, возможно, были типичной выдумкой геншеритов – поклонников Геншера, но сама речь была воспринята как откровенная провокация для бундесканцелярии. Быть может, она и в самом деле была порождена исключением Геншера из переговоров в Кэмп-Дэвиде – последним раундом их персонального соперничества. Конечно, Коль был абсолютно взбешен. В тот же день, когда была произнесена речь, он написал гневное письмо своему министру иностранных дел, в котором заявил, что «со всей официальностью я хочу сообщить вам, что я не разделяю и не поддерживаю ваши взгляды». Он, в частности, отверг идею «конечного слияния» (aufgehen) двух союзов в новой европейской структуре. И он добавил: «Я не готов согласиться с тем, чтобы вы предопределяли позицию федерального правительства по этим вопросам без консультаций». Другими словами, Коль настаивал на единой политике правительства Германии и на своей прерогативе как канцлера ее осуществлять[649].

Упрек Коля явно возымел желаемый эффект. После этого Геншер хранил молчание, по крайней мере на публике, и Вашингтон и Бонн начали работать над достижением целей, согласованных в Кэмп-Дэвиде. Два других западных члена Четырех держав были на этой же стороне: несмотря на некоторые скрытые опасения по поводу объединения Германии, и Франция, и Великобритания рассматривали членство в НАТО как удовлетворительную основу для сдерживания Германии, а также как своего рода страховой полис против СССР[650]. Теперь задача состояла в том, чтобы получить согласие Москвы на членство в НАТО объединенной Германии, учитывая при этом, что СССР потеряет своего самого ценного союзника по Варшавскому договору, ГДР, в пользу другой стороны.

***

Когда Горбачев в феврале встречался в Москве с Бейкером, он объявил, что «расширение зоны НАТО» является «неприемлемым». Тем не менее он также заявил, что изучит все варианты. Среди других бытовавших в тот момент моделей была и концепция соглашения о безопасности, основанного на новом партнерстве между СССР и Западом, которое позволило бы установить европейский мирный порядок без НАТО и Варшавского договора. Это была идея, выдвинутая Эгоном Баром, социал-демократом и архитектором знаменитой Восточной политики своей партии. 27 февраля, находясь в Москве, Бар заявил, что никто в Германии, кроме членов ХДС/ХСС, не хочет быстрого объединения. Таким образом, наилучшей стратегией обеспечения мира и стабильности действительно было создание «Общего европейского дома», основанного на центральноевропейской зоне безопасности, состоящей из Дании, государств Бенилюкса, двух Германий, Польши, Чехословакии и Венгрии, а также США и СССР, оснащенных «Советом европейской безопасности» и со всеми национальными вооруженными силами, переданными под единое командование[651].

Всю зиму и весну Горбачев и Шеварднадзе продолжали публично и в частном порядке высказываться против полноправного членства Германии в НАТО. Они играли с множеством возможных решений вопроса безопасности Германии, не останавливаясь ни на одном из них. Как справедливо сказал Буш, новым большим врагом была непредсказуемость.