Поэтому, когда Горбачев приехал в Вашингтон в конце мая, Буш был готов снова попробовать этот подход. Возможно, ему помог визит Миттерана в Москву 25 мая, где французский лидер лишил Кремль всякой надежды на то, что Франция заблокирует членство Германии в НАТО[664]
. Но ключевым союзником Буша оставалась Германия. В это время связь между Вашингтоном и Бонном была особенно интенсивной. Канцлер хотел убедиться, что президент был в курсе событий, как он это видел; Буш хотел успокоить Коля, но теперь он явно считал канцлера ценным собеседником.В день начала Вашингтонского саммита, 30 мая, Коль первым делом с утра позвонил Бушу. Высказав необходимые любезности: «Я очень ценю то, что вы сделали для нас, и ценю вашу дружбу и надежность, – канцлер приступил к перечислению своих ключевых проблем. – Горбачеву очень важно понять одну вещь: независимо от развития событий мы будем стоять бок о бок. И одним из признаков этого сотрудничества являются связи между нами посредством будущего членства объединенной Германии в НАТО без каких-либо ограничений». Коль не стал наносить никаких ударов: «Вы должны разъяснить ему это, но по-дружески, а также дать понять, что я придерживаюсь этой точки зрения. В этом не должно быть никаких сомнений». Затем он вернулся к финансовому вопросу: «Мы можем найти с ним разумное экономическое соглашение. Он очень нуждается в помощи. Он также должен знать, что мы не намерены извлекать выгоду из его слабости». Более загадочно звучало то, как канцлер поднял свой последний вопрос: «Чрезвычайно важно, чтобы мы добились дальнейшего прогресса в разоружении». Он имел в виду сокращение численности бундесвера в качестве услуги за вывод Советской армии из Восточной Германии и закрепление этого сокращения в новом соглашении о сокращении обычных вооруженных сил в Европе, с тем чтобы Германия не рассматривалась как какой-то особый случай[665]
.Буш ответил с такой же прямотой. Он сказал, что не ожидает какого-либо «прорыва» в отношении Германии на своих переговорах с Горбачевым, но пообещал, что «никаких новых ограничений на суверенитет Германии» после прекращения действия прав Четырех держав не будет. «Это что касается экономической точки зрения», вспомнил он их предыдущий разговор, но сказал при этом, что проблема Литвы остается. Тем не менее он пообещал прислушаться к «совету» Коля относительно Горбачева. В конце концов: «Я не хочу, чтобы он думал, что мы пользуемся им из-за его слабости. Мы будем продвигать повестку дня в области контроля над вооружениями, но он должен понимать, что в отношении обычных вооруженных сил это решения Альянса». Поэтому, что касается потолков для бундесвера, это следует рассматривать в контексте установления уровней вооруженных сил всех стран в двух военных союзах. Такое решение подходит для саммита НАТО, а не для Америки или переговоров о воссоединении. Это прекрасно, ответил Коль: все было предметом обсуждения. Но, сказал он Бушу, «сначала мы должны договориться», прежде чем можно будет достичь какого-либо общего соглашения с участием союзников[666]
.Посиживать на заднем сиденье, пока Коль рулил, было совсем неплохо, но это оказалось нелегко при очной встрече с советским лидером в Белом доме 31 мая[667]
.На их дневной встрече Бейкер попытался смягчить ситуацию, подчеркнув для Горбачева то, как администрация пыталась «в полной мере учитывать интересы Советского Союза». Он сослался на «усиление политической составляющей» НАТО, ограничения для бундесвера, а также предложил переходный период, в течение которого «в ГДР» не будет войск НАТО, в то время как советским войскам будет разрешено «на короткое время там оставаться»[668]
.Затем Шеварднадзе перешел на линию коллективной безопасности, рассуждая на тему «сближения» двух блоков.
Президент США остро отреагировал: «НАТО – это якорь стабильности».
«Два якоря лучше, – с улыбкой ответил Горбачев. – Как моряк, вы должны быть в состоянии понять это».
«И где мы найдем второй якорь?» – спросил президент.
«На Востоке. Пусть наши министры подумают о том, как конкретно это может выглядеть».
Это был типичный маневр Горбачева, пытающегося выиграть время. Он предложил вариант одновременного членства объединенной Германии в Варшавском договоре и НАТО, поскольку, как он многозначительно заявил, «если мы хотим раз и навсегда положить конец расколу континента, военно-политические структуры должны быть синхронизированы в соответствии с объединительными тенденциями общеевропейского процесса».
Буш повторил, что механизм в стиле СБСЕ «слишком громоздок, чтобы ожидать какого-либо быстрого и конкретного результата». Учитывая «исключительный темп» событий в Германии, он сказал, что они «могут полагаться только на НАТО».
Два лидера кружили вокруг этих вопросов в течение нескольких минут, постепенно становясь все более напряженными.
«Если вы не сломаете свой психологический стереотип, – заявил Буш, – нам будет трудно прийти к соглашению».