Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Этот резкий обмен репликами был показательным. В результате для Горбачева саммит был незначительным отвлечением. «Нет большого смысла с точки зрения дел внутри страны, сосредоточиваться на этом кризисе», – прокомментировала Морин Дауд. «Советский народ больше озабочен попытками купить хлеб и сигареты», чем «наказанием» Саддама. С американской стороны история была совсем другой. В условиях, когда американцы оказались перед лицом возможной войны, то, как Буш справится с кризисом в Персидском заливе, «становилось проверкой его лидерства» и «помогало определиться с качеством его президентства»[1057]. Но даже если президент оказался явно на подъеме, с рейтингом опроса 76%[1058], он был далеко не равнодушен к затруднительному положению Горбачева. По мнению журналиста Р.У. Эппла, встреча «подчеркнула решимость президента Буша помочь своему критикуемому советскому другу показать себя мировым государственным деятелем, а свою страну – игроком на мировой арене, когда дома все идет так плохо». Эппл сказал, что встречу стоит, быть может, стоит назвать «спящим саммитом» – таким, который имел большее значение, чем предполагал любой из лидеров, возможно, знаменующим «начало общего поиска мира на неспокойном Ближнем Востоке – цель, которая ускользала от мировых государственных деятелей даже дольше, чем цель завершения холодной войны»[1059].

Буш прилетел домой из Хельсинки в приподнятом настроении. Позвонив королю Фахду, он с облегчением узнал, что арабская реакция на саммит была положительной[1060]. Со своей стороны, Коль был откровенно экспансивен. «Это произвело отличное впечатление. Вчера я разговаривал с Горбачевым по телефону. Он очень доволен». Буш тоже выразил удовлетворение. «Он выступил с более сильным заявлением, чем мы ожидали. Мы получили все, что хотели»[1061]. В целом Хельсинки предоставил президенту идеальную платформу для его выступления на совместной сессии палат Конгресса, с помощью которой он надеялся усилить поддержку своего подхода в Персидском заливе и подчеркнуть то, что было достигнуто на саммите.

В той речи 11 сентября он начал с напоминания своим слушателям о целях, которые он ранее поставил: «Ирак должен уйти из Кувейта полностью, немедленно и без каких-либо условий. Законное правительство Кувейта должно быть восстановлено. Необходимо обеспечить безопасность и стабильность в Персидском заливе». Но он продолжил изображать операцию в Персидском заливе на гораздо более широком полотне. «Из этих смутных времен, – заявил он, – может возникнуть новый мировой порядок… эпоха, в которой народы мира, Восток и Запад, Север и Юг, могут процветать и жить в гармонии. Сто поколений искали этот неуловимый путь к миру, в то время как на протяжении всей человеческой деятельности бушевали тысячи войн. Сегодня этот новый мир борется за то, чтобы родиться, мир, совершенно отличный от того, который мы знали. Мир, где верховенство закона вытесняет власть джунглей. Мир, в котором нации признают общую ответственность за свободу и справедливость. Мир, где сильные уважают права слабых. Это видение, которым я поделился с президентом Горбачевым в Хельсинки».

В тот сентябрьский вечер на Капитолийском холме Буш более полно, чем когда-либо прежде, раскрыл свою идею новой международной системы. Он столкнулся с тем, что, по его мнению, стало поворотным моментом в истории. Его обращение содержало отголоски – сознательные или нет – речи из 14 пунктов в 1918 г., когда Вудро Вильсон говорил о «новом мире», основанном «на принципе справедливости в отношении всех народов и народностей и их права, независимо от того, сильны они или слабы, жить наравне с другими народами в условиях свободы и безопасности». Для Буша его «новый мировой порядок» теперь виделся достижимым, потому что история, казалось, неумолимо двигалась к господству демократии. Но также и потому, что множество стран – многие из которых были непримиримыми антагонистами в эпоху холодной войны – теперь двигались в одном направлении, прежде всего Советский Союз, но также и Китайская Народная Республика. Это соединило его видение с видением другого великого президента-демократа – Франклина Делано Рузвельта, который всю Вторую мировую войну трудился над созданием Организации Объединенных Наций в 1945 г., но, как оказалось, только для того, чтобы она была парализована конфликтом между Востоком и Западом. Теперь, когда Совет Безопасности был разблокирован, ООН, казалось, наконец-то в 1990 г. вступила в свои права – через сорок пять лет после ее создания. «Сейчас мы видим Организацию Объединенных Наций, которая действует так, как предполагали ее основатели». Буш нарисовал яркую картину того, как американские солдаты «выступают вместе с арабами, европейцами, азиатами и африканцами в защиту принципов и мечты о новом мировом порядке. Вот почему они потеют и трудятся на песке, в жару и на солнце»[1062].