Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Вылетев в Париж, Бейкер с облегчением обнаружил, что, в отличие от Тэтчер, позиция Миттерана по следующему этапу в Персидском заливе «удивительно похожа, даже почти идентична нашей собственной». Французы были готовы к войне и разделяли американское мнение о том, что одного Устава ООН самого по себе недостаточно, чтобы оправдать нападение. Кроме того, в своем докладе Бушу Бейкер упомянул о «ранее заявленном предпочтении президента Франции арабскому или арабо-западному комитету для определения будущего правительства Кувейта (он явно считает такой образ жизни арабов Персидского залива неприятным)». Но теперь Бейкер обнаружил, что эта идея смены режима была отброшена. Что касается вопроса о войсках, Миттеран явно «неохотно обсуждал увеличение сил сверх существующих 6000 человек плюс военно-воздушные и военно-морские силы». Поэтому Бейкер просто передал американскую просьбу о выделении одной или двух дополнительных французских дивизий, полагая, что со временем французский ответ будет положительным, и сказал Миттерану, что, по его мнению, Буш будет «чрезвычайно доволен» поддержкой Парижем новой резолюции ООН. Памятуя о репутации Франции как неудобного клиента Европы, Миттеран ответил, что его страна, безусловно, сделает больше, чем «некоторые из ваших лучших друзей», недвусмысленно упомянув Германию, Японию и Италию[1094].

Бейкер вернулся домой в уверенности, что США могут рассчитывать на поддержку по крайней мере девяти стран в Совете Безопасности ООН, состоящем из пятнадцати членов. Дальнейшие подробности были изложены Бушем в кулуарах Парижского СБСЕ 19 ноября. На встрече за завтраком Тэтчер сказала ему, что она действительно развернет полную британскую бронетанковую дивизию (дополнив существующую единственную бронетанковую бригаду второй вместе с вспомогательными частями). Также ценной была встреча Бейкера с Шеварднадзе, когда они согласовали формулировку текста резолюции ООН, которую СССР мог бы одобрить. «Но мы не хотим говорить об этом публично, – настаивал Шеварднадзе. – Мы хотим поговорить с иракцами еще раз». И в Париже Горбачев наконец дал Бушу свой долгожданный ответ: «После всестороннего обдумывания и анализа мы пришли к выводу, что нам следует согласиться на принятие резолюции Совета Безопасности ООН»[1095].

Для лидеров обеих сверхдержав это соглашение касалось не только Персидского залива, но и имело более широкие последствия. «Наши две страны были противниками, но сегодня мы работаем вместе, – размышлял Буш. – Думая о том, как мы хотим строить наши отношения в будущем, я верю, что ваша поддержка послужит убедительным доказательством нашего партнерства. Вот почему я прошу вас помочь мне. И даже не столько я – кто знает, может быть, через два года президентом станет кто-нибудь другой. Я прошу вас помочь сделать то, что справедливо». Горбачев был отзывчив. «Если мы сейчас не докажем, что способны на этом новом этапе глобального развития справиться с такого рода проблемами, это будет означать, что то, что мы начали, не так уж много значит». Поэтому «мы должны найти решение этой проблемы». Он тоже хотел, чтобы конфликт в Персидском заливе регулировался на международном уровне через Организацию Объединенных Наций – через форум, на котором Кремль, разумеется, имел право вето. И он хотел, чтобы две сверхдержавы сделали это вместе. «Я все обдумал, – сказал он Бушу. – Этот момент исключительно важен не только для нас обоих, но и для всего, что мы начали делать в мире»[1096].

И Буш, и Горбачев также мыслили в терминах трехсторонней державной политики. Находясь в Париже, Бейкер узнал из другого телефонного разговора с Цянем в Пекине, что китайцы ведут жесткую игру. Министр иностранных дел был не готов к публичному заявлению о том, что Китай не наложит вето на предстоящую резолюцию ООН по Ираку. Как и в Каире, он продолжал настаивать на визите президента США в качестве условия для того, чтобы Китай не использовал свое право вето. «Об этом мы не договаривались», – резко напомнил ему Бейкер. Но 19-го числа, в качестве поощрения, он пригласил Цяня в Вашингтон 30 ноября, на следующий день после ключевого заседания Совета Безопасности ООН в Нью-Йорке. Разыгрывая то, что он назвал своей «лучшей фишкой», он сказал, что президент на следующий день отбудет в Латинскую Америку. Цянь принял приглашение, возможно, полагая, что ему удастся встретиться с Бушем[1097].