Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Цянь должным образом нанес визит вежливости Бушу 30 ноября. Белый дом заявил, что их встреча представляет собой «самый высокий официальный контакт» между правительствами двух стран с июня 1989 г. Столкнувшись с критикой Конгресса в том, что это был «совершенно неправильный сигнал», президент подчеркнул, что Пекин знает, что «у нас есть некоторые разногласия по всему этому широкому вопросу прав человека». Но он также во многом подчеркивал схожую моральную позицию двух правительств в отношении Ирака: «Китай и Соединенные Штаты нашли общий язык в том, что касается противостояния агрессии»[1106].

В целом Буш считал, что его осторожная китайская дипломатия с июня 1989 г., какой бы оскорбительной она ни была для энтузиастов прав человека, в конечном итоге принесла неожиданные дивиденды. Восемнадцать месяцев назад президент столкнулся с яростью Конгресса и возмущением всего мира после своей относительно мягкой реакции на Тяньаньмэнь. Посол США Лилли вспомнил «ужасное жестокое обращение», которому подвергся Буш в 1989 г., но почувствовал, что теперь, «когда дело дошло до сбора вознаграждения за это», президент смог, наконец, вернуть свои честно заработанные деньги[1107].

***

Таким образом, к концу 1990 г. прекращение иракской агрессии стало решающим испытанием для установления безопасного и справедливого порядка после окончания холодной войны. И в ходе этого предстояло продемонстрировать неоспоримое американское лидерство и мощь. «Мы не можем просто восстановить статус-кво» в Персидском заливе, утверждал Госдепартамент: все это вращалось вокруг региональной мощи Ирака. После Кувейта должна быть «установлена извне», новая «посткризисная архитектура безопасности», а военная поддержка США государств Персидского залива должна стать «краеугольным камнем, на котором покоятся другие части структуры»[1108].

Поскольку Вашингтон предполагал долгосрочную приверженность США делам региона, это делало военный способ решения текущего кризиса более привлекательным. Даже если в намерения США и не входила смена режима – другими словами, преследование Саддама, – ожидалось, что многонациональная коалиция нанесет сокрушительный ущерб иракским военным. Предполагалось, что это приведет к нейтрализации иракского деспота, если не к его фактической кончине. Буш всего через четыре дня после вторжения в Кувейт сказал: «Покоя не будет, пока Саддам Хусейн не уйдет в историю»[1109].

И вот, после принятия Резолюции ООН № 678 администрация не желала продолжения дальнейшего обсуждения урегулирования путем переговоров. Она боялась, что следствием этого станет просто «дипломатический цирк», в котором разношерстная группа «потенциальных посредников, сторонников мира и серьезных дипломатов» будет бесконечно «мотаться туда и обратно в Багдад»[1110]. Чем дольше играть в такую игру, тем больше времени и возможностей это даст иракцам для «попытки ослабить международную коалицию»[1111]. Особое беспокойство, учитывая важность арабской солидарности с США, вызывало то, что Саддам может втянуть в конфликт Израиль. Через Советы американцы узнали, что «если начнется война», Ирак может «атаковать Израиль»[1112]. Буш опасался, что, если израильтяне нанесут ответный удар, арабские страны могут выйти из коалиции. 11 декабря президент прямо сказал своему израильскому коллеге Ицхаку Шамиру, что «упреждающий удар Израиля был бы очень плохим решением»: боевые действия должны быть оставлены на усмотрение коалиции. «Если он нападет на вас, или если атака станет очевидной, у нас есть возможность уничтожить его военную структуру». Президент, однако, подчеркнул, что Америка не собиралась жертвовать жизненно важными интересами Израиля: «У нас есть прекрасно спланированная операция, рассчитанная на то, чтобы деморализовать его навсегда»[1113].