Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Это было именно то кровопролитие, которого боялся Горбачев. И все же, будучи руководителем СССР, он сразу столкнулся с вопросами о том, санкционировал ли он репрессии, и если нет, то не потерял ли он контроль. На самом деле в тот день Горбачев и Шеварднадзе были в Лондоне, и именно Шеварднадзе – бывший лидер грузинской компартии и единственный грузин в Политбюро – был направлен в Тбилиси в попытке восстановить спокойствие[1197]. Позднее независимая комиссия придет к выводу, что непосредственная ответственность за кровавую расправу лежит на твердолобых генералах, отвечавших за оперативное руководство на месте, выполнявших политическую волю руководства грузинской компартии[1198]. Даже если дело обстояло именно так и, как образно выразился Черняев, грузинское руководство «намочило штаны и вывело войска против народа», – само это кровопролитие тем не менее доказало, что советская система в целом сохранила волю и способность к безжалостной жестокости[1199].

Горбачев публично встал на сторону критиков репрессий в Тбилиси – его позиция была усилена пережитым шоком от зрелища кадров массового убийства китайских демонстрантов в июне того же года в Пекине. Он критиковал Крючкова и спецслужбы за некачественный анализ ситуации, одновременно ругая Язова за то, что он разрешил применение войск без прямого приказа Политбюро. Более того, Горбачев подчеркнул свою приверженность невмешательству в революции в Восточной Европе – к удовлетворению Запада и огорчению советских спасителей империи. Заняв такую позицию, он фактически ограничил для себя собственные возможности применения силы в будущем внутри страны или за рубежом. Однако в обращении к трудящимся Грузии Горбачев в то же время настаивал: «Интересы трудящихся не имеют ничего общего с попытками разорвать сложившиеся узы дружбы и сотрудничества наших народов, ликвидировать социалистический строй в республике, столкнуть ее в омут национальной вражды… Наш общий долг – углубить и укрепить братские отношения между народами. Но перестройка межнациональных отношений – это не перекройка границ, не ломка национально-государственного устройства страны». Что касается Шеварднадзе, то он пришел к выводу, что с его стороны было неправильно держаться в стороне от национальных вопросов с тех пор, как он возглавил Министерство иностранных дел в 1985 г.[1200]

Вынужденный реагировать на внутренние потрясения и демонстрировать лидерство, Горбачев 14 июля вышел на заседание Политбюро с набором новых политических решений по «национальному вопросу». Но впервые Шеварднадзе нарушил порядок, отклонив предложения Горбачева как слишком расплывчатые. Он потребовал гораздо более четкого изложения принципов, а также многозначительно спросил, почему ничего не было сказано о ленинской концепции права на отделение. Медведев попытался сгладить скандал, выразив обеспокоенность тем, что сама Россия вскоре может потребовать статуса суверенной республики. Поэтому он утверждал, что необходимо начать серьезные дебаты о новом Союзном договоре. Горбачев согласился. Советский премьер-министр Николай Рыжков, однако, выступал против любого сползания к еще большей децентрализации. Политбюро поразила неуверенность, и оно пребывало в смятении[1201].