Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

А конституционно каждая из остальных 14 республик была равна России. К этому надо добавить и еще одну несправедливость: в нерусских республиках были свои собственные «национальные» коммунистические партии, хотя и подчиненные КПСС, в то время как в России этого никогда не было. Это не имело значения до тех пор, пока Россия доминировала в советской политике, как оно и было на протяжении большей части советской истории: СССР фактически был царской Российской империей под новым большевистским руководством. До этнического возрождения в 1980-х гг. русские мало обращали внимания на какие-либо различия между Россией и Советским Союзом. Для Горбачева СССР также был фактически синонимом России, и его уступки национализму – как и уступки Ленина – были, по сути, тактическими: по его собственному мнению, он следовал первоначальному ленинскому принципу советской федерации[1207].

Учитывая естественное доминирование России в союзе, национализм в ней развивался относительно медленно. Но к весне 1990 г. националистические настроения и здесь оказались на подъеме. Сторонники жесткой линии в России требовали обзавестись собственной коммунистической партией, в то время как российские либералы хотели превратить недавно созданный парламент Российской Республики в центр быстрых реформ. Таким образом, Горбачев, который предпочел бы сохранить статус-кво в отношении России, столкнулся с вызовами с обеих сторон. И самое главное заключалось в том, что все это происходило не где-то далеко за сотни километров от центра – на периферии СССР, – а прямо у его собственного порога, в Москве[1208].

В июне 1990 г. коммунисты Российской Федерации наконец-то обзавелись собственной партией[1209]. Эта новая Коммунистическая партия РСФСР включила в себя почти 60% от общего числа членов КПСС. 20 июня Горбачев выступил на учредительном съезде КП РСФСР. Он сделал это в двух качествах – как глава государства – президент СССР, согласно новой конституции, а также в своей старой роли лидера КПСС, куда официально входила РКП. Но конституционные тонкости уже не имели большого значения, учитывая настроения, царившие в России. Черняев был поражен тем, что его босс просидел весь пятидневный съезд, транслировавшийся в прямом эфире главным советским телевизионным каналом и полностью освещавшийся официальной газетой Верховного Совета РСФСР «Советская Россия». Действительно, он был откровенно шокирован тем, что лидер Советского Союза терпел «оплеухи от этой черни, снес прямое оскорбление от генерала Макашова», «выслушивал вопиющие глупости, не реагировал на просто дикие заявления» реакционеров, ненавидевших его. Шеварднадзе несколько дней спустя нанес ответный удар критикам, сравнив обвинения генерала Альберта Макашова, Егора Лигачева (второго секретаря ЦК КПСС) и других с «охотой на ведьм» в США во времена маккартизма. «Пришло время понять, что ни социализм, ни дружба, ни хорошие соседские отношения, ни уважение не могут быть созданы с помощью штыков, танков и крови». Эти обмены мнениями выявили трещины, открывающиеся в верхушке Советского государства[1210].

Но российские сторонники жесткой линии были не единственными, кто был на подъеме. На другом фланге политического спектра российские радикальные реформаторы извлекли выгоду из растущего всплеска демократизации. 4 марта 1990 г. были проведены выборы в 1068-местный Съезд народных депутатов РCФСР. В отличие от выборов в общесоюзный съезд 1989 г., тут не было зарезервированных или заранее распределенных мест – и на этот раз демократы и либералы объединились в движение-партию под названием «Демократическая Россия». Они получили 465 мест, в то время как 417 были завоеваны коммунистами; 176 депутатов колебались между блоками. Среди депутатов был и Борис Николаевич Ельцин[1211].

Родившийся в 1931 г. в деревне Бутка Свердловской области, Ельцин, как и Горбачев, происходил из простой семьи: его отец работал на стройке, мать была портнихой. После учебы в Уральском политехническом институте в Свердловске и карьерного роста на Свердловском домостроительном комбинате в 1968 г. он вошел в ряды партийной номенклатуры. К 1976 г. он стал первым секретарем Свердловского областного комитета партии – должность, которую он занимал почти десять лет, – и в 1981-м был избран членом Центрального Комитета КПСС.