Горбачев, в отличие от Буша, смотрел на 1991 г. с дурным предчувствием, а временами даже с бессильной яростью. Его советник по экономике Николай Петраков внезапно ушел в отставку, проработав на этой должности всего один год. «Ты думаешь, все эти газетные всплески… мол, один за другим достойные от Горбачева уходят, имеют какое-то значение?» – сердито спросил советский лидер Черняева, которого он вызвал вместе с другими помощниками в офис президента в день наступления Нового года. Он перетасовал какие-то бумаги на своем столе, а затем набросал различные заметки, все время кипя от злости. Его смущенные советники сидели тихо. Казалось, что он вот-вот выйдет из себя.
В собственной новогодней речи Горбачева не хватало страсти и вдохновения. Александр Яковлев, его давний либеральный помощник, от которого он все больше отдалялся, сказал Черняеву: «Знаешь, вроде и слова какие-то не очень банальные, и все такое. Но не производит..!» Черняев, который на мгновение задумался об отставке, почувствовал то же самое: «Ловлю себя на том, что бы Горбачев теперь ни произносил, действительно, “не производит”. И когда на съезде сидел, я ощущал это очень больно. Его уже не воспринимают с уважением, с интересом, в лучшем случае жалеют. Он пережил им же сделанное. А беды и неустройства усугубляют раздражение по отношению к нему. Он этого не видит. Отсюда еще большая его драма. Его самонадеянность становится нелепой, даже смешной»[1266]
.Термин «хаос» не был преувеличением. Партийные организации были в смятении; моральный дух в Советской армии и службах безопасности был на самом низком уровне; а министерства изо всех сил пытались осуществить калейдоскоп политических изменений. Власть в Центре осязаемо слабела на фоне настоящей рулетки новых назначений, поскольку Горбачев все больше смещался вправо. Его выбор Геннадия Янаева в качестве вице-президента, главы ВЦСПС и бывшего комсомольского лидера, стал еще одним зловещим признаком того, как идут дела. Нервный, заядлый курильщик и, по мнению многих людей, откровенно вульгарный Янаев вызывал глубокую неприязнь у советской интеллигенции. Но, с точки зрения Горбачева, Янаев, по крайней мере, не оттягивал бы на себя внимания общества. Советский лидер продавил это назначение на съезде в конце декабря, вопреки желанию многих депутатов[1267]
.Вдобавок ко всему, премьер-министр Рыжков на Рождество перенес сердечный приступ, так что Горбачеву также нужно было и ему искать замену. К огорчению Черняева, его босс обошел стороной все имена, предложенные его советниками, включая мэра Ленинграда Анатолия Собчака, способного и опытного реформатора, который мог бы уравновесить Ельцина. Вместо этого Горбачев сделал ставку на Валентина Павлова – толстяка министра финансов, который был непопулярен среди советской общественности и не был высоко оценен иностранными послами как экономист. Джек Мэтлок считал его «высокомерным» и «взбалмошным». У него «не было ни статуса, ни способностей быть эффективным главой правительства, особенно в смутные времена», что уже было видно по его плохому послужному списку в борьбе с финансовым кризисом в СССР. А теперь Павлов даже утверждал, что советская инфляция не была следствием обвала рубля, вызванного политикой печатания банкнот в 1990 г. для финансирования растущего бюджетного дефицита, обвинив вместо этого иностранные банки в преднамеренном наводнении СССР деньгами с целью свержения его правительства. Оставалось невыясненным, как эта точка зрения могла сочетаться с неустанной политикой Горбачева по привлечению западной финансовой помощи, чтобы помочь превратить Советский Союз с страну с рыночной экономикой[1268]
. Внешняя политика и внутренняя политика явно развивались в разных направлениях. Но благодаря Горбачеву Павлов – заклятый противник программы «500 дней» – теперь имел положение и власть для реализации своей недоделанной консервативной версии рыночной реформы.В международных делах, которые когда-то были сильной стороной Горбачева, он теперь тоже казался сбитым с толку – почти плывущим по течению. 7 января Черняев отметил: «М.С. уже ни во что не вдумывается по внешней политике. Занят “структурами” и “мелкими поделками” – беседами то с одним, то с другим, кого навяжут: то Бронфмана примет, то японских парламентариев, то еще кого-нибудь. Не готовится ни к чему. Говорит в десятый раз одно и то же. А между тем надвигается уже сухопутная Персидская война. С нашей стороны ничего не делается»[1269]
.