– Ты не поверишь, – начал объяснять он. – Я стал расспрашивать прохожих в городе, как вдруг услыхал звон ветряных колокольчиков. Оказалось, что у тебя галерея в центре города, а в дверях весит музыкальная подвеска. Я очаровал там девушку, и она рассказала, где ты живешь.
– Очаровал, значит?
Аннализа вернулась к легкому тону, привычному с прежних дней, несмотря на все свои секреты. Она чуть не сказал Томасу, что эту подвеску она сделала вдвоем с их дочерью, но потом решила, что это не слишком удачный способ объявлять новости, да и стоит ли говорить ему вообще?
– На самом деле я назвался твоим кузеном, – по мере сил изображая Марлона Брандо, Томас покрутил в воздухе рукой и с неким подобием сицилийского акцента объявил: – Меня зовут Вито Манкузо. Я потерял адрес моей кузины Аннализы. Не могли бы вы мне помочь? Мы не виделись много лет, и я опаздываю на встречу.
Поддавшись сиянию его обаятельной улыбки, Аннализа опустила подбородок:
– Говоришь, Вито? Похоже, пора усилить мою охрану.
Обменявшись с ней усмешками, Томас бросил взгляд на Глена и Селию, которые шли к лестнице, спускавшейся к воде, и, похоже, сдался разбиравшему его волнению.
– В общем, прости, что явился без приглашения. Я…
Внезапно он растерял все слова, как и сама Аннализа.
Она понятия не имела, зачем он сюда приехал и что ему говорить в конце-то концов. Воздух снова наполнился памятью о прошлом, и любовь к Томасу стала расти.
Томас огляделся; от волнения он не знал, куда деть руки.
– Мне надо было поговорить с тобой. Я больше не мог ждать ни минуты, – наконец сказал он, сунув руки в карманы брюк хаки. – Черт, Анна, я скучаю по тебе. Не понимаю, что случилось. Митч что-то сказал про другую девушку? Ты думала, я с кем-то встречаюсь?
Аннализа посмотрела в его глаза – иногда они отливали голубым, но сегодня были зелеными. Она не знала, с чего начать. С этого так называемого недопонимания? С их ребенка? С их чувств, которые, очевидно, никуда не делись? Аннализа едва дышала при мысли о том, что наделала ошибок после того, как увидела ту фотографию.
– Может, зайдешь, – дрожащим голосом предложила она и поднялась на крыльцо, жестом приглашая его за собой.
Кажется, Томас обрадовался – словно до этого боялся, что она его прогонит. Если бы он только знал…
Когда они подошли к двери, он спросил:
– Ты уверена? Я не хотел бы…
– Идем, Томас. – Аннализа открыла перед ним дверь. – Нам есть о чем поговорить.
В прихожей их приветствовали папа римский, Джон Ф. Кеннеди и Фрэнк Синатра, взиравшие на гостей со своего места над купелью со святой водой. Томас заглянул в гостиную и окинул взглядом роскошную лестницу на второй этаж. Наверное, он гадал, каким же образом Аннализа очутилась в этом доме.
С первого взгляда было заметно, что в Грейстоуне поселились итальянцы. Почти в каждой комнате стояли иконы Девы Марии. Повсюду красовались накрахмаленные салфетки и распятия. Мебель осталась прежней, но стены теперь были увешаны картинами, которые нарисовала или нашла Аннализа.
– Как вкусно пахнет! – восхитился Томас, заглянув на кухню и явно оттягивая цель своего визита.
Он имел в виду запах sugo di pomodoro, кипевшего в двух огромных кастрюлях на плите. Головки чеснока, горки базилика и корзинки с домашними помидорами ждали своей очереди на кухонном столе возле кастрюль.
– Сегодня в семье Манкузо день соуса, – объяснила Аннализа, указав на плиту. – Nonna еще не закончила готовить.
Томас сунул нос в кастрюлю, будто у себя дома, и принюхался.
– Господи, я очень скучал по вашей еде. Бывало, лежу по ночам в джунглях и представляю, как обедаю в гостях у твоей бабушки.
Он сам во всем виноват.
Или нет? Неужели она приняла все слишком близко к сердцу? Что-то не складывалось в ее голове – кажется, основание всех ее тайн дало трещину.
– Разве у вас не было ужинов со спагетти?
Томас оторвался от ароматной кастрюли.
– Во флоте, может, и были, а в армии нет. Мы гордились своим умением не получать от еды ни капли удовольствия. Больше никогда в жизни не возьму в рот ни крошки ветчины и фасоли. Значит, ты по-прежнему все время рисуешь? Мне очень понравились картины в галерее.
Аннализа не хотела сейчас обсуждать живопись, но, чтобы еще на несколько минут оттянуть неизбежное, ответила:
– Да, мне до сих пор нравится рисовать, я не сижу без дела.
Чувствуя, как комнату переполняют воспоминания о том, что между ними случилось, Аннализа спросила:
– А чем занимаешься ты? Уже окончил колледж?
Как часто она задавала себе эти вопросы.
– Пока учусь. – Томас предусмотрительно оставался по другую сторону стола. – Я вернулся в Вестон и бросил все силы на то, чтобы сделать в колледже карьеру. Эмма учится на курс младше и, как ни странно, выбрала психологию. Мы живем вдвоем, в доме рядом с кампусом.
– Рада слышать, что вы с Эммой вместе, – ответила Аннализа, пытаясь понять, сказала ему сестра о ребенке или нет, – и что она учится в колледже. Ей это на пользу.
Томас встретился с ней глазами.
– Да, она явно приходит в себя.