Когда поют деревья

– Ты не поверишь. Когда мы вчера играли партию в гольф, он говорил, что гордится мной и ему очень стыдно, что он хотел лишить меня денег. Между прочим, он и о тебе спрашивал. Просил, чтобы ты заглянула поиграть в теннис и приглашал пообедать вместе. Он даже хочет заказать у тебя картину.

Никто не умеет лучше Томаса ее рассмешить. Даже если шутка иногда не очень, его улыбка слаще конфет из магазинчика Гарри.

Затеняя карандашом глаза на рисунке, Аннализа размышляла, смогут ли они с Томасом идти рука об руку, будут ли эти глаза всегда смотреть на нее.

– Жаль, тогда мне придется взять в Портленд другого парня. Все равно мне никогда не нравились скульпторы.

Томас скрестил руки на груди.

– Только попробуй.

– Вот увидишь.

Аннализа пожала плечами, не отрываясь от портрета. На Томаса было приятно смотреть, а еще приятнее было его рисовать.

Отбросив шутки, он спросил:

– Значит, ты правда хочешь, чтобы я поехал с тобой?

Стены, возведенные Аннализой, пали перед парнем, ставшим ее судьбой. Он спрашивает, серьезна она или нет? Ну что ж, ему не придется долго ждать.

– Если ты готов, то и я готова.

– Хм, тогда давай прикинем, какой у меня выбор. – Томас поднял руки ладонями вверх, словно чаши весов. Взвесив воображаемый груз правой рукой, он сказал: – Провести еще несколько лет в обществе моего невыносимого, твердолобого папаши? – Взвесив левой, добавил: – Или отправиться на поиски приключений с гениальной, талантливой, веселой, влюбленной в Элвиса девушкой моей мечты? Как думаешь, что лучше?

Сердце Аннализы вдруг накрыло волной чистейшего восторга, и эта волна выплеснулась наружу улыбкой, растопившей все ее сомнения. Это был всплеск на поверхности воды после ее отчаянного прыжка – и он с лихвой оправдал ожидания. Бог с ними, с сомнениями и страхом, что они будут тянуть друг друга назад – все это не имеет значения. Ведь ради подобных минут и стоит жить.

– Знаешь, что меня в тебе удивляет, Томас Барнс? – заметила Аннализа. Он смотрел на нее с блаженной улыбкой Будды. – Из-за тебя я уже забыла, что такое грусть. Ты словно взял и стер все мои печали, и мне остается только благодарить судьбу за то, что я тебя встретила. Кто же от такого откажется?

Кажется, Томаса искренне зацепили ее слова.

– Это самое трогательное, что я от тебя слышал, – ответил он. И добавил: – Не только от тебя – и от других тоже.

– Тогда запомни мои слова хорошенько, – посоветовала она, – они дались мне не так-то просто.

Томас сделал движение, чтобы подняться и подойти к ней, но Аннализа протестующе вытянула ладонь.

– Стой, я еще не закончила. Не шевелись.

Она стала растушевывать пальцем тень, которую он отбрасывал под лучами заходящего солнца, чтобы навсегда запечатлеть это мгновение.

Внезапно Аннализа вспомнила единственное, что ее огорчало:

– Нам надо быть помягче с твоей сестрой и все ей объяснить. Ты же знаешь, что твой отъезд разобьет ей сердце.

– Знаю… – согласился он, – но я не могу вечно быть рядом. У меня своя жизнь. И ты права – надо ей объяснить, что мы все равно ее любим. Пусть приезжает, когда захочет, я с радостью ее подвезу.

Аннализа вздохнула. Она хотела прояснить все до конца: у нее осталось последнее неразвеянное сомнение, и ей хотелось окончательно его истребить.

– Я полностью готова, Томас, но не хочу, чтобы по моей вине пострадала твоя семья.

– Знаешь, что я скажу? – слегка поменяв позу, ответил он. – Тогда тебе не надо было приходить в тот музей и ехать на игру с «Орлами» тем вечером. Не надо было быть собой… А теперь уже поздно – я увяз по уши и больше никуда не уйду. Забудь про моего отца и мой престижный колледж. Сразу после окончания семестра мы поедем в Портленд и больше не будем оглядываться назад.

Вот так его любовь развеяла остатки ее сомнений. Теперь их ничто не остановит – если не считать рисунка, который надо дорисовать, пока Томас сидит на месте.

Сообщив об этом Томасу, Аннализа снова взялась за карандаш и добавила:

– Но нам нельзя жить в одной квартире – Nonna убьет нас обоих. И перестань дергаться – ты портишь мне свет.

– А откуда Nonna узнает? – спросил Томас, почти не шевеля губами, будто чревовещатель. – Кроме того, по-моему, она ко мне подобрела.

– Губами можно шевелить, глупый, – ответила Аннализа, посматривая то на рисунок, то на него. – Только руками не мельтеши: я почти закончила. Даже если ты ей нравишься, она ни за что не одобрит, если мы будем жить вместе.

Аннализа чуть не добавила: пока мы не поженимся. Но в последний момент прикусила язык. Ничего, не все же сразу.

– Ну правда, как она узнает? – ухмыльнулся Томас.

– Что значит – как она узнает? – сделав вид, что в шоке от такого глупого вопроса, возмутилась Аннализа. – Ты что, первый день знаком с бабушкой? Мы вообще-то не в Нью-Йорк собрались, до Портленда рукой подать. Первым делом она пошлет кого-нибудь из родни на разведку, да и сама обязательно нагрянет в гости. Нам ни в коем случае нельзя жить вместе.

Аннализа заканчивала рисунок второпях: ей хотелось быть поближе к Томасу. Чтобы он сел рядом с ней.