Когда ты исчез

Жизнь рядом с Лючианой в ее худшие моменты помогла Саймону осознать, через что во время болезни довелось пройти Кэтрин. Видимо, Господь решил обрушить свой гнев не только на Саймона, но и на всех его близких.

Жаль, у нее не было родственной души. Дети, разумеется, поддерживали Кэтрин, однако она, как и Саймон, старалась оградить их от лишних мук и несла свой крест в гордом одиночестве.

Трепет, с каким Саймон описывал последние дни с Лючианой, заставил вновь вспомнить о его лучшей стороне. Кэтрин испытала страшную зависть — потому что знала, каким бывает его безраздельное внимание: в самые тяжелые моменты Кэтрин тоже тянула из Саймона все, что могла. Он единственный удерживал ее, когда хотелось выбежать на улицу и орать во весь голос, надрывая связки. Увы, когда Саймон снова ей понадобился, он утешал другую женщину…

Кэтрин знала, что завидовать покойнице не стоит. Это не Лючиана увела у нее мужа, это сама Кэтрин ошиблась с выбором партнера. И все же, как ни странно, Саймон вызывал уважение тем, что решился отправить на тот свет единственного человека, который был ему дорог. Может, в итоге он все-таки понял, какова любовь на вкус.

Саймон наконец нарушил затянувшееся молчание.

— Ты теперь здорова? — спросил он с искренним сочувствием.

— Да, — тихо ответила Кэтрин. — По-прежнему проверяюсь каждые полгода, но пока все хорошо. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить. Постучу по дереву. — Она стукнула костяшками по вмятинке на черепе.

— Хорошо, — Саймон кивнул. — Это славно. А Джеймс тебе помогал?

Кэтрин удивилась, с чего он вдруг заговорил о старшем сыне.

— Да, помогал. Постоянно писал мне, звонил, приезжал домой при каждой возможности…

Саймон, казалось, ее не слушал — причем не в первый уже раз. Кэтрин сама не понимала, что именно в нем не так; но по доспехам, в которые он облачился, пошли трещины.

Долгие паузы в разговоре и заметная отстраненность бывшего мужа ее пугали.

В комнате снова воцарилась тишина. Саймон замер, глядя в окно.

— Саймон? — окликнула его Кэтрин,

— Да? — встрепенулся он.

— Все хорошо? Ты как будто задумался.

— Можно мне воды?

Она кивнула, прошла на кухню, налила воды из кувшина с фильтром. Когда вернулась, Саймон разглядывал висевший на стене платиновый диск, который подарил Джеймс.

— Он очень похож на тебя, — сказала Кэтрин, протягивая ему стакан. — У него твои глаза и такие же тощие ноги. Иногда смотрю на него, и кажется, что это ты.

— Знаю, — ответил Саймон. — Мы с ним встречались.

Глава 17

САЙМОН

Монтефалько, Италия, год назад

26 января

Я сидел в тени широкого лимонно-желтого зонта и смотрел, как по мощеной городской площади снуют местные жители.

После похорон Лючианы прошло несколько месяцев. Винодельня, где трудились опытные сотрудники, работала без сбоев; управленцы в компании, которых Лючиана успела назначить перед смертью, тоже себя оправдывали. Все было продумало, спланировано, отлажено. Все, кроме меня. Я искал черты Лючианы в сыне и дочери, но этого было мало. Я ужасно по ней тосковал.

Без нее моя жизнь и мой дом стали пусты. Я перебрался в другую спальню — в прежней невыносимо пахло ее любимыми цитрусовыми духами. Видеть ее хотелось так сильно, что срывало крышу. Я твердил себе, что это лишь дурной сон: проснусь сейчас, а она будет в саду читать книгу или болтать со сборщиком винограда. Но, конечно же, кошмар не заканчивался, и я словно падал в глубокую яму.

Я не мог сосредоточиться на делах, приходилось составлять для себя списки и вешать повсюду стикеры с напоминаниями, иначе предстоящие хлопоты уже через час вылетали из головы. Затянувшийся траур вытягивал из меня все силы.

Когда Луки и Софии не было дома, я коротал время тем, что шел в город, садился за столик в кафе «Сенатори» и заказывал латте с корицей. Разглядывал толпы людей и немного забывал о своем одиночестве. Среди туристов я пытался угадать выходцев из Британии — по молочно-белой или, напротив, неосторожно сожженной загаром коже, а также надеваемым по любому случаю кедам.

Время от времени я задумывался, сумею ли узнать кого-нибудь из своих отпрысков, если вдруг доведется встретить на улице. Помнились какие-то мелочи: разрез глаз, цвет волос, форма подбородка… Эти кусочки не удавалось сложить воедино и создать цельный образ.

Лука напоминал мне Джеймса — у того тоже проступали ямочки, когда он заливисто хохотал, и во сне он так же сплетал ноги.

София унаследовала лучшие черты от матери, а худшие — от бабки, тем самым изрядно меня пугая. С годами она становилась все более отвязной. Я восхищался силой духа ее матери, но про себя молился, чтобы София не вздумала пойти по стопам Дорин. Пусть у нее будет время понюхать цветы, растущие под ногами, прежде чем безжалостно их топтать. Я любил Софию, как любой отец любит родную дочь, но постепенно отдалялся от нее, зная, что ее истинной природы мне не обуздать.