Когда возвращается радуга. Книга 2

Нет, Ирис не сердилась. Несмотря на то, что сидела на чужом ложе, в одной рубашке, совершенно беззащитная, она не чувствовала от мужчины, пребывающего в каких-то трёх шагах, ни угрозы, ни похоти, лишь доброжелательность и… ещё что-то, напоминающее нежность… а потому — сохраняла спокойствие. К тому же… окружающую действительность она воспринимала и впрямь, как во сне: отдельные ощущения временами становились чёткими, реалистичными… но так же внезапно притуплялись.

Не зная, что ответить, она взглянула на свою руку — вот уж нет, совершенно непрозрачную! — провела по неподдающемуся покрывалу…

…и поняла, что пальцами ощущает не гладкие переплетения шерстяных нитей и золотого шитья, а складки собственного одеяла, остающегося, по всей вероятности, на её спящем теле, там, далеко, в Эстре.

Удивительно. Получается, она и здесь, и там? А если попробовать дотянуться ещё кое до чего?

Она заинтересованно пошарила вокруг. Потому что вспомнила, что перед самым сном, подмерзая, завернулась ещё и в тёплую кашемировую шаль, а потом, согревшись, сбросила с себя. Теперь она должна лежать где-то рядом…

На краю постели рука нащупала невидимую бахрому.

Вскрикнув от радости, девушка потянула проявившийся из пустоты превосходный платок из Хиндии, настолько большой, что в него можно было завернуться, почти как в сари. Обеспокоенный её возгласом, капитан не выдержал, снова обернулся — и замер в изумлении, глядя, как она накидывает на плечи нечто яркое, пёстрое, чего отродясь в его холостяцкой каюте не водилось. К великому удовольствию Джафара гостья… не стала закрывать лицо. Лишь чинно покрыла голову, плечи, запахнулась… Но прелестные розовые губы, очаровательный носик, усеянный крапинками веснушек, подбородок с ямочкой остались доступны для любования. Чем бывалый мореход и воспользовался. Когда ещё будет такая возможность?

Теперь, когда не нужно было отводить глаз, он произнёс:

— Когда я был мальчиком…

Ирис удивлённо взмахнула ресницами. Это он к чему?

— … я увидел богиню, — несколько торжественно заявил капитан. — Мы с братом рыбачили на рассвете в запретном месте, недалеко от храма Афродиты. Я ведь родом с Крита, а там до сих пор полно руин древних храмов… И вот мы затаились у скал, где, по нашим расчётам, наши маленькие сети должны были вот-вот наполниться рыбой. Но накануне мы проработали весь день на винодельне. Брат не выспался, прикорнулся к валуну и уснул. Я один видел, как море у самого берега вскипело, и из буйных волн ступила на берег Она…

Его глаза замерцали, словно отражая отблеск далёкого рассвета.

— Невысокая, с гибкой фигурой танцовщицы, с белоснежной кожей, и лишь на носике — прелестные веснушки, совсем как…

Щёки его вновь зарделись. И вдруг смущённая Ирис поняла: Джафар вспомнил не только веснушки. Богиня красоты — само совершенство, и наверняка тогдашний мальчик был ослеплён красотой всего женского тела, недоступного и прекрасного: высокой грудью, крепкими стройными бёдрами, идеальными ягодицами… Каково это — видеть, как из моря выходит ожившая статуя?

Но, щадя скромность гостьи, Джафар-ага не стал расписывать прелести пеннорожденной.

— И она была рыжая, — дополнил он почти шёпотом. — Правда, не такая, как ты, её кудри больше отливали золотом, как у римских куртизанок. А глаза… Глаза менялись, то зелёные, как весенняя трава, то синие, как небо… Тогда я даже не понял, откуда взялась колесница, причём не нынешняя, а словно со старинных фресок. И вот чудо: её несли за собой крылатые кони. Она же, как была, нагая, перехватила у мальчика-возницы вожжи — и устремилась в небо. Но мне всё казалось, что она меня заметила, лишь не подала виду. И с тех пор я ждал. Ждал, когда снова увижу мою Богиню…

Когда он успел очутиться рядом и преклонить колено перед ложем — Ирис не заметила. Но сердце её затрепетало от сладкого томления.

— Моя богиня…

Низкий голос капитана подрагивал от волнения.

— …Я уже сказал однажды, и сейчас повторю: будь моей женой! Это тебя я ждал всю свою жизнь; это тебя искал так долго, и на греческой земле, и в Османской, и на суше, и на море. Без тебя — половина души, половина сердца, полжизни! Будь моей, звезда моего небосклона!

И, склонившись, бережно поцеловал крошечную ступню, непокорную, посмевшую выглянуть из-под шали.

Ахнув, Ирис проворно отдёрнула ногу. Она почувствовала его! Она его почувствовала! Значит, не всё в этом сне иллюзорно?

— Не прячься от меня, Богиня, — ласково прошептал мужчина. — Клянусь, намерения мои чисты, и я не оскорблю тебя ни поступком, ни словом. Но ответь: ты согласна?

В смятении девушка попыталась отодвинуться. Опять? Почему он сразу, вот так, немедленно требует ответа?

И вдруг… Словно ушат ледяной воды вылили на спину.

Как же он был сейчас красив, этот доблестный капитан, гордость османского флота, любимец султана! И как бы ему нужно держаться подальше от неё, ибо рыжеволосой деве, дочери Баязеда, запрещено выходить за единоверца. Хоть она и свободная в своём выборе вдова — а мужа должна искать в другом месте. Прочь!

…Но как отказать тому, чьи умоляющие глаза так близко?