Когда же мы встретимся?

Егор понимал, перебирая дни своей неосторожности, что потерял тогда голову, в один миг отрекся от всего, что было его жизнью столько лет. И как-то он встал утром с тягостным настроением; ничего больше не надо: ни писем, ни воспоминаний. Но потом развеялся, и к вечеру он опять любил ее и звал к себе. Взял и поехал к ней. Но поехал не в Ярославль прямо, а в Татищев-погост, где они были счастливы. В автобусе у окошка смотрел на снежные поля и беседовал почему-то не с нею, а с Дмитрием. «Помнишь, у Пушкина: «По той дороге теперь поехал я…» У каждого свое. Я знал, что когда-нибудь поеду без нее, но чтобы так скоро? Всякая мелочь на дороге связывает меня с ней. Закрываю глаза и говорю: «Не могу жить без тебя!» Жду ее — появится за окном у стога, на холмике, на развилке, а ее нет. Чтобы успокоиться, начинаю искать червоточины в ее характере, злиться на ее разговорчивость в обществе; на то, что сразу же после моего первого отъезда из Ярославля она пошла в ресторан с человеком, которого полюбила в четырнадцать лет». Тут мысли изменяли, перескакивали на другое, на то, например, как он всегда мечтал жить в деревне, в глуши, а потом — опять она, она, она. Жить бы с ней всегда, он уже видел себя отъезжающим к ней, только не в ее город, а куда-то в сторону, где никто их не знает. Это как во сне. И вдруг казалось, что им подошло бы любить друг друга только так: встречи, разлуки, письма, тоска. Рядом они измучат друг друга, и при ней, такой понимающей его в тонкостях, он потеряет свою вольную волю, которую имел всегда. В чудесной этой женщине он предчувствовал что-то незаметное, что выявилось бы постепенно и погубило его окончательно. Да и сама К. сказала ему в третью встречу: «Даже если бы мы были свободны и все прочее, я бы не нарушила свой статус. Я тоскую, но знаю свое место, и ты, к тому же, определил мне его в своих мечтах, помнишь? Мне так лучше».

Из Татищева он послал ей телеграмму: «Я здесь».

Вечером она была возле него.

Стоял жуткий мороз.

Но того, что снилось по дороге и что здесь же колдовало над ними летом, уже не было.

4

— Почему ты была так болтлива? — выкрикнул Егор, когда в Ярославле они пришли из гостей. — Когда ты болтаешь, ты знаешь на кого похожа? На девку!

К. вздернулась и выскочила на кухню. И тут же вошла.

— Я тебя ненавижу, — добавил Егор, — когда ты такая.

— Я как-нибудь не так себя вела? А я тебя с утра ненавижу, но у меня же хватило ума скрыть это.

— И зря. Зачем скрывать… Это хитрость.

— Ты уже нисколько меня не любишь. Я сама не своя, разве ты не чувствуешь?

— У вас, девушек, тысячу раз меняется настроение.

— Неправда! неправда! — закричала она и сжала кулаки. — Я же вижу, что ты приехал другим. В глазах ничего, глаза пустые. Я тебя прошу: «Скажи мне что-нибудь хорошее» — а ты не можешь. Я тебя так ждала, у меня было прекрасное настроение…

— Ты не можешь знать, каким я ехал… — сказал Егор жестко. — Я ехал к тебе. К тебе, понимаешь?

— Понимаю, — трясла она головой как нищенка и глядела в пол, сама вся согнулась. — Понимаю, все понимаю… Это конец.

— Конец бывает всему — что ж травить себя заранее? Я приехал к тебе, ты слышишь? Ну мне не понравилось… ведешь себя как… Ты меня решила показать всему городу?

— О ужас, что ты говоришь-то? Я думала, тебе скучно будет. Все время со мной и со мной. И повела. А ты меня стыдишься?

— Я приехал к тебе, — сказал Егор, но подумал, что ему стыдно было себя самого — в чужом городе, под ручку, противен как-то себе. — К тебе, к тебе. Мне часто казалось, что я и живу-то уже ради тебя, чтобы видеть тебя еще много раз, для тебя что-то сделать.

— Спасибо. И все-таки это конец. Начало конца.

— Тогда я уезжаю! — сказал Егор и снял со спинки стула пиджак.

Она хлопнула дверью.

«Вот и хорошо, — нисколько не огорчился Егор. — Женщины очень быстро превращают любовь в семейную жвачку. Жалко ее, но что же! Со всеми одно. Что это такое! Я ее вознес чересчур, что ли? Фу, как все разом падает с неба на землю…»

Егор побросал в портфель бритву, одежную щетку, еще кое-что. К., по-видимому, уже на улице.

«Наша встреча, — вспомнилось ему, — не будет долгой. Я уйду от тебя, и очень скоро».

«То ты просишь меня не уходить подольше, то сама… а?»

«Я люблю тебя больше, чем ты меня».

«Мне интересно: зачем ты меня нашла?»

«Я хотела тебя увидеть, проститься со старой жизнью и начать новую. В старой жизни я была несчастлива».

«А что в новой?»

«Вышла бы замуж».

«За кого?»

«За того, кого полюбила в четырнадцать лет».

«Ничего не будет, если встречаться с ним в ресторанах».

«Я с ним не только в ресторанах встречалась, — призналась она в том, что скрывала до сих пор, чтобы не вызвать в нем ревность. — После того как я узнала, что муж мне изменяет, я встречалась с ним целый год. Но мне не было с ним хорошо. Мне хорошо только с тобой, — я тебя люблю».

Егор тогда едва не крикнул: «Зачем же ты пошла с ним в ресторан после моего отъезда?»

Наверное, Дмитрий привил ему жгучую боль от предательства, в чем бы оно ни состояло, и оттого Егора уколола некогда ее невнимательная откровенность.