Выводом по этим вопросам становится призыв к правительству: «Как и другие страны Великобритания определенно уязвима по отношению к скрытым дигитальным операциям влияния, правительству следует провести анализ для понимания степени нацеливания на избирателей иностранными игроками во время прошлых выборов. Мы спрашиваем правительство достаточно ли ему существующего законодательства для защиты электорального процесса. Законодательство должно соответствовать существующему технологическому развитию, должно быть четким по отношению к незаконному влияния на демократические процессы со стороны иностранных игроков». Следствием этого «манифеста» почти сразу стала встреча Цукерберга с министром культуры Великобритании, посвященная проблемам онлайновой безопасности [4].
Как видим, здесь все же выпячивается технологический процесс и законодательное препятствие ему. Контрпропаганда – это другое, это гуманитарная составляющая противодействия иностранному влиянию.
Все государства без исключения уделяют много внимания кибербезопасности и мало тому, что можно обозначить термином когнитивная безопасность. В кибербезопасности защищают киберресурсы, в когнитивной безопасности – разум человека.
Внимание к когнитивной безопасности, как это ни парадоксально, по сути, приходит из сферы кибербезопасности, поскольку именно та получила распространение социального инжиниринга как использование человеческого фактора для вхождения в закрытые информационные системы.
Вальцман говорит о когнитивной уязвимости как о «предпосылке, состоящей в том, что аудитория уже готова принять, поскольку идет воздействие на существующие страхи и тревоги» [5]. И здесь мы в очередной раз сталкиваемся с тем, что массовая аудитория более восприимчива именно к негативным посылам.
К. Уайли подчеркивает, что от технических гигантов мы не получим помощи: «Такие компании, как „Фейсбук”, видят „киберпространство” как территорию вне закона, во многом так, как первые колонисты видели Америку – как новую незаселенную территорию, открытую для захвата, то, что колонисты называли Terra Nova. При первом контакте были туземные культуры, которые рассматривали европейцев как божьих посланников с их новыми технологиями как сталь, порох и большие корабли. Сегодня мы так смотрим на основателей стартапов, наделяя их тем же божественным статусом – их приложения и алгоритмы являются новой сталью и порохом. Но местные люди быстро поняли, что перед ними не боги, а завоеватели и империи, которые ищут новые ресурсы для эксплуатации» [6].
И все это говорит о том, что мирных переговоров особо ждать не следует. Мир техники не хочет подчиняться миру людей, поскольку его бизнес-модели не особо учитывают моральные принципы.
Контрпропаганда должна более серьезно полагаться на те результаты, которые сегодня приходят из такой сферы, как нейропсихология. Тут уже стали решать не только теоретические области типа эволюционного происхождения религии, но и вполне прикладные типы работы с ментальностью террориста [7–9].
Сегодня есть множество задач, решения которых могут быть пересмотрены в сторону более адекватных и современных подходов. И контрпропаганда тоже выиграет от этого.
Cambridge Analytica вышла из двух структур, работавших на правительство и военных Великобритании. Это были Институт бихевиористской динамики и Лаборатория социальных коммуникаций. И раньше о них было мало информации, а сегодня на поверхности лежат только крохи [10–11]. Они отличались достаточно объективным подходом к проведению психологических операций, поэтому работали и на военных, и на выборы в других странах, например, в Гайане, Кении и Гане. Западных граждан раздражало только то, что они как структуры, работающие на военных, не должны работать на выборы. Кстати, работали они и в Украине уже с 2004 года. [12].
В 1992 году один из руководителей этого подхода говорил: «Мы используем те же техники, что и Аристотель, и Гитлер. Мы обращаемся к людям на эмоциональном уровне, чтобы получить от них согласие на функциональном уровне».
Институт бихевиористской динамики работал на коммуникациях с социальной группой, а не индивидами. Сначала они выделяли «суперобразец» из 60 тысяч человек, затем спрашивали их не о том, за кого они будут голосовать, а о том, каково их отношение к окружающей жизни. В результате предлагалась стратегия коммуникации, отталкивающаяся от этой выделенной в рамках населения группы (см. также [13]). В этой среде возник еще один термин: в бизнесе – это был микротаргетинг, у М. Косинского сегодня – психологический таргетинг, в Cambridge Analytica – бихевиористский таргетинг.
И еще одна важная характеристика, возникающая на уровне уже всего информационного пространства: оперируя фейками и дезинформацией, можно создавать информационные тренды, вводить базовые нарративы, манипулировать диалогом всего населения [14–15]. Это все то, с чем каждый из нас активно сталкивается в первую очередь при телепросмотре.