Кого не взяли на небо

Невозможные гады красовались на мускулистых ногах высокой женщины в чёрном мини; она замерла, опираясь на изогнутую гарду полуторного меча.

— Упуаут, — богиня оперлась на локти, подперев ладонями щёки, — Объясни мне, старый проказник, что за нахуй здесь творится?

Но проказник ничего не успел сказать: подошвы страшенных сапожищ взлетели вверх, Упуаут пискнула и пропала, а перед лицом поднимающейся на ноги Сехмет возникли лохматые медвежьи лапы — из них торчали голые мужские ноги, щедро заросшие жёстким рыжим волосом. Порыв ветра раздул полы белого банного халата; Сехмет добралась взглядом до коленок, потом подняла голову выше и, очарованная открывшимся видом, немедленно покраснела и поднялась на ноги.

Монакура подкинул предводительницу ещё разок, а потом крепко сжал в объятиях. Хрустнули девичьи кости. Йоля обмякла, безвольно запрокинув голову; алые волосы липли к лицу, влажные ресницы дрожали. Пуу впился хищным поцелуем в жадно раскрытые женские губы.

Вампиры и чудовища, инквизиторы и босяки-металлисты, просветлённая девочка и кельтские ведьмы, мёртвые египтяне и норвежские зомби-викинги замерли, завороженно внимая проявлению истинной, всепоглощающей любви в исполнении последнего бодхисаттвы на Земле.

Руки Арманды и Флёр плотно обвили талию Йоргена — вампирессы теснее прижались к своему кавалеру; Соткен склонила голову на горб епископа и, прикрыв глаза, нежно мурлыкнула; Аглая Бездна, летящая по световому тоннелю сквозь пространство и время, ласково огладила остатки волос на черепе Эйстейна Аарсета; Скаидрис и Хельги крепко взялись за руки, а Невенка, покрутив головой по сторонам и, не найдя мужика, яростно вцепилась в твёрдый, холодный ствол рукоятки своего полуторника.

Истина — есть любовь.

Свистнул клинок, мелькнула сталь, раздался хруст, сменившийся бульканьем. Теофил Рух стоял с обнажённым мечом в руках, а перед ним медленно оседала на песок обезглавленная фигура вампира из свиты Сехмет.

— Кто-нибудь, — взмолилась львиноголовая богиня, — Пожалуйста, сделайте что-нибудь с этим долбоёбом, иначе я немедленно превращу его в навозного жука.

Соткен мягко отобрала у горбуна оружие. Его Преосвященство попустило: он порывисто обнял подругу.

Йоля красиво завершила поцелуй — отплёвываясь капельками крови из покусанных губ и жёсткими волосами мужских усов, она прерывисто спросила:

— Все ли из вас хотят убивать? Все ли готовы драться и умереть?

Хмурые злодеи и чудовища молчали, глядя в небеса недобрыми глазами.

— Ты ничего больше не скажешь? — хрипло мурлыкнула Сехмет, — Где же речь, способная разжечь пламя битвы в грудях воина?

Богиня похлопала себя по внушительному бюсту.

— Понимаешь, Серый, не все здесь хотят героической смерти, а после нескончаемое похмелье на заблёванных скамьях Вальгаллы; мои детишки, к примеру, надеются прожить ещё не одну сотню лет, а сейчас мы очень хотим пить. Так что давай, старый друг, воодушеви нас.

Две пары звериных глаз уставились друг на друга: рука высокой нескладной девушки сжала рукоять меча так, что побелели костяшки; корпулентная негритоска дула щёки, и вызывающе мяла свои огромные сиськи.

Тощая фигура в промасленном комбинезоне протиснулась между двумя богинями. Джет стащил с облысевшей головы красную шапочку китобоя и отёр лицо. Шелуха иссохшей кожи покрыла головной убор.

— Ты получишь свой кусок мяса, жадная кошка, — заявил он Сехмет, пихая ту в брюхо рукоятью антикварного гарпуна, — Разве тебе мало удостоиться чести сражаться рядом с Великим фараоном Верхнего и Нижнего Египта?

Львиноголовая напрягла брюшко и попёрла вперёд: ступни неупокоенного владыки погрузились в песок; мумия поднапряглась и напор чёрной женщины ослаб.

— Ты мнишь себя богом, смертный, но ты нам не ровня.

— Каким местом я смертный? — удивился Джет, осматривая свои усохшие конечности, — И чего это ты вдруг взбеленилась, старуха? Помнится, раньше ты считала за честь принимать участие во всех затеянных мною войнах — больших и малых. Разве не помнишь: я на золотой колеснице, а впереди вы двое — Волк и Лев...

Львиноголовая богиня и вовсе сдулась: смотрела на мертвеца снисходительным взглядом:

— Помню, Владыка, твою щедрость: океаны крови... — кошачий язык прошёлся по оскаленным клыкам, — Но, всё же, Джет... Сейчас не то время, а ты сам напоминаешь кусок трухлявого папируса.

Она подмигнула Госпоже лейтенанту:

— Разве ты не сказала ему, почему его труп ходит и разговаривает, вместо того, чтобы лежать под стеклянным колпаком в музее Каира?

Йоля одарила товарку укоризненным взглядом и чернокожая поперхнулась словами.

— Ладно уж, — примирительно подняла вверх руки Сехмет, — Тряхнём стариной в последний раз: мы и без всяких пафосных базаров поломаем этих инвалидов.

— Как в старые добрые времена, — безгубый рот мертвеца разъехался в дружеском оскале; Джет натянул на голову красную шапочку и панибратски похлопал Сехмет по плечу:

— Кстати, упомянув Вальгаллу, ты подала мне хорошую идею: не помешает взбодрить наших гоплитов.

Неупокоенный Владыка направился в сторону пятерых ожидающих в сторонке некровикингов.