Два дня подряд Григорию не удавалось вернуться к мине. Как назло, погода была очень хорошей. Бинокли и стереотрубы немецких артиллеристов не отрывались от рейда.
Вынужденная пауза эта была для Григория невыносимой. Нервы уже настроены, заведены на встречу с миной. А встреча все откладывается.
Страшно ли было на дне морском? Конечно. Очень. И почти все время. Хотя он был так занят, что с известным основанием мог бы сказать: не успевал бояться!
А сейчас он ждет. Только ждет. Ждать и догонять — хуже муки нет!
Мина в отвратительных пятнах камуфляжа просунула свою тупорылую наглую морду в его сны. Ночью Григорий вскидывался с криком, беспокоя соседей по кубрику.
Ему не хватало воздуха, темная вода стремительно проносилась мимо иллюминатора шлема. Темная! Именно темная. Это было самое страшное.
Повторялись, в общем, кошмары его детства. Внезапно проснувшись, он не мог сразу понять, где он и что с ним. Передать словами состояние его было невозможно.
Хорошо еще, что, будучи в небольших чинах, Григорий, как уже сказано, спал в кубрике на «третьем ярусе», под самой лампочкой. Первое, что видел он, открыв глаза, была эта лампочка. Если она висела спокойно, что было не часто, он догадывался: сейчас передышка! Если же она равномерно раскачивалась перед его носом, это означало, что продолжается вражеский артналет или бомбежка.
В том и в другом случае лампочка помогала поскорее выскочить на свет из тьмы кошмара. Так помогал ему когда-то добрый его знакомый — круглый фонарь, с любопытством заглядывавший в окно больничной палаты.
…Рывком Григорий сбросил с себя тягостный сон. Собственный крик еще звучал в его ушах.
Лампочка висит над ним неподвижно. Он прислушался… Тихо. Слышны лишь храп спящих и медленное «кап-кап» воды, стекающей по сырой стене в подставленное ведро.
Непривычная, удивительная, неправдоподобная тишина разлита вокруг. Стало быть, полночь миновала, а четыре утра еще не наступили. Немцы отдыхают — согласно своему строгому распорядку.
Лязгнула койка в «первом ярусе». Григорий нагнулся, встретил взгляд флаг-связиста, лежащего внизу.
— Разбудил вас, товарищ капитан третьего ранга? — спросил Григорий сконфуженно.
— Да нет… Вчера я ногу подвернул. Раненую. Вот и не сплю.
— То-то, слышу, ворочаетесь вы.
Разговаривали они вполголоса, чтобы не потревожить соседей по кубрику. Вчера очень трудный день был. Впрочем, не более трудный, чем позавчера, — обыкновенный, нескончаемо длинный севастопольский день…
— А тебе всё мина твоя снится?
— Сегодня не мина, нет. Летчик пленный приснился.
— А! Тот, которого над рейдом сбили вчера?
— Да. Как-то ухитрился он на парашюте до Большой Морской дотянуть. Я сразу же со всех ног к контрразведчикам! Попросился присутствовать при допросе.
— Надеялся насчет мины своей что-нибудь узнать? Ну и как?
— Пустой номер, товарищ капитан третьего ранга. Не знает он ничего. И упорный такой попался. Все «найн!» да «найн!» отвечал. Потом, правда, когда уводили его, забеспокоился, забормотал что-то очень быстро. Оказывается, просил учесть, что города он не бомбил, а только мины сбрасывал над рейдом. Только!
Григорий замолчал. Что-то механическое было в этом пленном немецком летчике. Не лицо — неподвижная маска; изжелта-бледная кожа, туго-натуго натянутая на металлический каркас. Сидел немец на стуле, надменно выпрямившись, выдвинув вперед длинный, гладко выбритый подбородок, смотрел в упор не мигая. И все повторял это свое: «Найн!.. Найн!..» — отрывисто-коротко, будто отбрасывая от себя новые вопросы, а в горле что-то неприятно при этом поскрипывало и попискивало. Забыли его, что ли, перед вылетом смазать машинным маслом?
Лишь когда конвоиры уже уводили летчика, он как- то нелепо засуетился-засеменил на пороге, и что-то словно бы живое, человеческое промелькнуло в его глазах.
Он привиделся во сне точно такой же. Только одновременно был и неразгаданной миной. Это мина отвечала на все вопросы коротким лязгом: «Найн!.. Найн!..» И Григорий подумал во сне: «А что, если не удастся „расколоть“ ее, как не удалось „расколоть“ того пленного немецкого летчика?» И от этой страшной мысли он проснулся с криком.
— Спи-досыпай! — сказал флаг-связист снизу. — Прикажи себе заснуть! Ты же обязан спать, чтобы набраться сил на завтра!..
С рассветом лег на рейд долгожданный туман.
Прикрывшись этим туманом, как щитом, водолазный бот вышел из-за мыса и остановился у буйка.
Ключи изготовлены в мастерской по слепкам, доставленным Григорием со дна. Но все ли они хороши?
Григорий не выспался, был сердит, очень волновался — все из-за того третьего, ненадежного, отпечатка. Что, если ключ, сделанный по этому отпечатку, не подойдет к горловине?
И все на боте были тоже взвинчены, хотя, понятно, старались скрыть это друг от друга. Настал самый трудный и опасный этап в разоружении мины под водой.
За бонами заграждения бот обступила и обняла сонная жемчужно-серая тишина.