Заметил ли, оценил Григорий эту тишину? Вряд ли. Стоя на палубе в скафандре, он был мысленно уже у мины, прикидывая и рассчитывая каждый осторожный поворот ключа.
Рядом с минером негромко переговаривались, даже пытались шутить, чтобы разрядить нервное напряжение, — он не понимал, не слышал ничего. Всем существом своим был нацелен на встречу с миной. Человек-острие!
И вот — трап, спуск под воду. Уже не жемчужно-серая, успокоительная, а зеленоватая, зыбкая и тревожная тишина обступила Григория.
Он начал с того, что обстоятельно и не торопясь привел в порядок свое рабочее место. Справа от себя положил ключи, слева — пассатижи. Это важно — именно обстоятельно и не торопясь! Надо же помогать себе привычно-успокоительными воспоминаниями. Так раскладывал он инструмент и раньше, когда приходилось разоружать другие мины (на берегу), и всё всегда получалось у него хорошо.
Выступы ключа плотно вошли в углубление. Ага! Слепок, даже поврежденный, не подвел. Удача! Приятно начинать с удачи.
Теперь легонький поворот, вернее, попытка поворота, как обычно, против часовой стрелки. Не надавливать и, тем более, не дергать! Никаких усилий. Все движения плавны, размеренны, спокойны.
Удивительно, что сейчас он чувствует себя гораздо увереннее, чем раньше. Привык к опасности? Вздор. Привыкнуть к опасности нельзя. Просто раньше он спускался на дно безоружным, подходил к мине с голыми руками. Сегодня, как и положено на войне, он вооружен для борьбы с миной тремя безупречно сделанными ключами.
Неожиданная мысль пришла в голову: то-то удивился бы его умению Володька, если бы стоял здесь, рядом с ним!
«Ну силен! — сказал бы он. — А помнишь, каким раньше был? Укачивался, раздумывал по полчаса, прежде чем ответить на вопрос, по рассеянности ложки шваркнул за борт из бачка… Ох и ругал же я тебя за рассеянность!»
А он, Григорий, солидно ответил бы:
«Не положено это, Володя, в нашем минно-торпедном деле — рассеянность. Пришлось отвыкать!»
Конечно, характер его в основном сформировала выбранная им профессия, то есть специальность минера. Но во многом помогла и рыболовецкая ватага. Подумать только, ведь никто из рыбаков ни разу не сказал ему: «Эй ты, ворона из Гайворона!»; хотя такая немудреная рифма напрашивалась.
В этом, если рассудить, была очень большая житейская мудрость. Рыбаки, житейски мудрые люди, боялись сказанной невпопад шуткой подорвать уверенность подростка в себе. И Григорий до сих пор благодарен им за это…
Крышка горловины поддается. Поворот! Еще поворот!..
Григорий принял на ладонь отвалившуюся крышку.
Это значит: открыт доступ к прибору-ловушке, который не терпит толчков.
Рискнем!
Опершись для устойчивости левой рукой на мину (однако до чего же мешает, сковывает движение этот водолазный костюм!), Григорий просунул пальцы правой руки внутрь горловины.
Так! Вторгся в глубь вражеской территории!
Но что это происходит со временем? Оно ползет едва-едва, если пальцы нашаривают только пустоту внутри горловины. И вдруг переходит в судорожный галоп, в «аллюр три креста», когда в этой пустоте возникает нечто похожее на провода…
Наконец первый прибор-ловушка обезврежен.
С ходу, не давая себе опомниться от удачи, Григорий наложил ключ на болты второй горловины…
Что это? Будто клещами сдавило сердце! Он удивился, но продолжал, не отпуская, держать ключ на крышке. Сердце не болело еще никогда, он даже редко вспоминал о том, что у него есть сердце.
Непривычная, странная боль! И снова представилась ему подкова осады, концы которой тянутся друг к другу, будто два магнита. Сейчас он как раз между этими острыми, раскаленными концами. Но он не даст им сомкнуться!
Переждав боль, минер осторожно снял крышку со второй горловины и положил ее на грунт.
Ну-ка! Что внутри этой второй горловины?
Ободок. Для чего? Гм! Придерживает стеклянный или пластикатовый круг.
Значит, первоначальная догадка верна. Там должна быть диафрагма.
Что это возле нее? Кольцо. Ага!
Затаив дыхание Григорий подвел под него плоскую рукоятку ключа, попытался вытащить. Не поддается, черт бы его драл! Еще разок… Пошло, идет!
Это кольцо — так показалось ему — он вытаскивал долгие-долгие, нескончаемо долгие часы. Но спешить нельзя. Один неосторожный рывок, нетерпеливый, резкий, и…
Вот они! За кольцом змейками протянулись два провода.
Слева от себя Григорий, не глядя, нашарил пассатижи.
Выждал минуту или две, стараясь унять нервную дрожь.
Потом твердой рукой минер поочередно перекусил их пассатижами…
Именно два этих провода были соединены с запальным патроном, спрятанным в горловине, еще не вскрытой Григорием. Когда мину выводили на мелководье, столб воды делался менее тяжелым, меньше давил на резиновый диск диафрагмы. Она выгибалась наружу, «змейки», находившиеся под ней, поднимали головы. Два провода, которые связаны были с диафрагмой, соединялись и замыкали запальный патрон.
Мину, лишенную этого прибора-ловушки, можно уже вытаскивать на берег для окончательного разоружения. Хищная тварь перестала быть глубоководной.
Но она еще оставалась хищной.