Испанская полиция позвонила Моклеру и Кибблу через пару часов после задержания колумбийцев. Агенты прибыли в участок около 10:30 вечера и наблюдали за обвиняемыми через одностороннее зеркало. На колумбийцах была простая одежда, выглядели они мрачными.
Моклер опознал Родригеса Орехуэлу и рассказал испанской полиции о колумбийских торговцах кокаином в целом и о Медельинском картеле в частности. Он дал официальные показания, описав то, что он знал об обоих обвиняемых, – это он называл «информацией из расследований», а также «общими фактами» о торговле колумбийским кокаином.
Это заняло около тридцати минут. Испанцы были под впечатлением. Моклер научил их, как расшифровать бухгалтерскую книгу Родригеса Орехуэлы, тем самым показав, что они взяли человека, который торговал кокаином в огромном количестве. Испанцам уже доводилось видеть такие книги, но раньше они не знали, что это вообще такое. В 1984 году в Испании, когда удавалось изъять пару-тройку килограммов кокаина, это уже считалось большой партией.
Подобные дела в Испании считались скорее политическими. Испанцы не владели всей информацией о международном наркотрафике, но были знакомы с терроризмом и идеологическим экстремизмом всех видов. И последние десять лет Испанию нельзя было назвать политически нейтральной.
Местная полиция знала, что Очоа разыскивали за контрабанду кокаина через Никарагуа, которую осуществляли с помощью тамошнего марксистского правительства. Если дело связано с политикой, то такой расклад был им абсолютно понятен. Но Моклер пошел еще дальше: он смог связать Очоа с «Транквиландией», которую, по его словам, охраняли партизаны М-19. Операция в Никарагуа проводилась на военном аэродроме, а местные солдаты грузили кокаин. Для испанцев все связалось воедино: Родригес, Очоа, М-19 и Никарагуа. Другими словами, кокаин, терроризм и советский блок – тройной кошмар для свободного мира.
Испанцы объявили, что до пересмотра обвинений Очоа будет содержаться под стражей в соответствии со специальными антитеррористическими законами. Пока рассматривали его дело, испанцы обращались с Очоа как с заключенными баскскими сепаратистами[50]
. Для них он был чрезвычайно опасным человеком с очень опасными друзьями. И такой подход не был лишен смысла. Очоа был на самом деле опасен. И хотя в Испании у него не было опасных друзей, но у него были деньги, на которые он мог их приобрести.С самого начала стало ясно, что связка терроризм-коммунизм-наркотики – верная или нет – предлагала удобные варианты, в которых американские и испанские правоохранители могли обсуждать дело Очоа. Испанцы многое знали о терроризме, но о наркоторговцах, которые сбывали кокаин тоннами, – почти ничего. С американцами все обстояло наоборот: у них было много информации о крупных наркобаронах, но о терроризме они знали не так уж и много. Например, Моклер в своих показаниях, когда рассказывал о «Транквиландии», спутал М-19 с ФАРК. Но благодаря общим усилиям обеих сторон они оказались достаточно осведомленными.
К сожалению, эта стратегия привела к совершенно противоположным результатам как в Испании, так и в США. Многие испанцы сочли местную полицию, УБН и администрацию Рейгана яростными антикоммунистами, которые пошли на все, чтобы дискредитировать сандинистское правительство, вплоть до обвинений в наркоторговле. Со своей стороны правительство Никарагуа осудило обвинения Америки и назвало их обманом. Канцелярия министра внутренних дел Борхе заявила об «абсолютно ложных обвинениях в неприемлемых выражениях, выдвинутых американским правительством, цель которых… состоит в том, чтобы дискредитировать нашу страну и оправдать незаконную войну со стороны США».
Это вызвало определенный резонанс в Испании, и адвокаты Очоа быстро распознали возможное преимущество, которым незамедлительно воспользовались. Когда Киббл и Моклер покидали полицейский участок, Моклер сказал инспекторам, что, скорее всего, в любой момент тут будет куча адвокатов. Инспекторы только усмехнулись. Три адвоката заявились в участок в течение часа. Через два дня у каждого обвиняемого уже насчитывалось по десятку защитников, включая самых известных юристов в стране.
А 27 ноября 1984 года, всего через двенадцать дней после ареста, адвокаты подали жалобу о том, что агенты УБН незаконно участвовали в первоначальном полицейском допросе Очоа и Родригеса Орехуэлы, а испанская полиция вынуждала обвиняемых заявить о том, что сандинисты участвуют в наркоторговле. При выполнении этих условий, говорилось в жалобе, правительство США давало гарантии, что документы для завершения процедуры экстрадиции поступят по мере расследования, но Очоа и Родригес Орехуэла отказались от этой сделки.
Позже Киббл назвал эти обвинения стопроцентной чушью, состряпанной на коленке испанской прессой, и, скорее всего, здесь не обошлось без денег и людей Очоа. По его словам, ни он, ни Моклер ни разу не говорили ни с одним из обвиняемых.