Коко

Мистер Мартинсон, возрастом 61 год, окончил дневную школу в Сент-Луисе, Кеньонский колледж и Колумбийский университет. Компанию «Мартинсон Тул энд Эквипмент» основал его прадед в 1890 году в Сент-Луисе. Отец убитого, Джеймс, был президентом компании с 1935 по 1952 год, а также президентом «Клуба учредителей» Сент-Луиса, клубов «Согласие» и «Спортивный» и занимал видные посты во многих общественных, образовательных и религиозных организациях. Мистер Мартинсон в 1970 году присоединился к семейному бизнесу, которым в настоящее время руководит его старший брат, и, умело используя свой опыт работы на Дальнем Востоке и навыки переговорщика, смог увеличить годовой доход компании на несколько сотен миллионов долларов.

Миссис Мартинсон, урожденная Барбара Хартсдейл, выпускница Французской академии и Колледжа Брин Мор, долгое время играла заметную роль в общественной и культурной жизни. Ее дед Честер Хартсдейл, троюродный брат поэта Т. С. Элиота, основал сеть универсальных магазинов «Хартсдейл», пятьдесят лет державших лидирующую позицию среди магазинов розничной торговли на Среднем Западе, а после Первой мировой войны работал послом в Бельгии. У Мартинсонов остались брат мистера Мартинсона Керкби и сестра Эмма Бич, проживающие в Лос-Анджелесе; братья миссис Мартинсон – Лестер и Паркер, директоры нью-йоркской фирмы по оформлению интерьеров «Да Бон Ви»; их дети: Спенсер, сотрудник Центрального разведывательного управления, проживающий в Арлингтоне, штат Вирджиния, Паркер в Сан-Франциско, Калифорния, и Арлетт Монаган, художница, живущая в Кадакесе, Испания. Внуков у погибших нет.

Тина вгляделся в фотографии этих двух образцовых граждан. У Уильяма Мартинсона были близко посаженные глаза и гладко выбритое умное лицо в облаке седых волос. Он напоминал процветающего, смышленого, себе на уме барсука. Барбару Мартинсон фотограф заснял в тот момент, когда она смотрела куда-то в сторону с едва уловимой улыбкой закрытого рта. Она выглядела так, будто ей в голову пришло нечто забавное и довольно-таки непристойное.

На третьей странице чернел заголовок: «Друзья и соседи вспоминают о Мартинсонах». Мелкий шрифт на экране монитора Пумо стал просматривать бегло, ошибочно полагая, что основная информация о Мартинсонах ему уже известна. Конечно же, Мартинсонов любили, ими восхищались. Конечно же, их смерть стала трагической потерей для общества. Они были красивой парой, они были благородны и умны. Менее предсказуемой оказалась новость о том, что старые друзья Уильяма Мартинсона по-прежнему помнят его по школьному прозвищу Пух. Частенько вспоминали, что мистер Мартинсон проявил свои замечательные деловые способности после того, как решил оставить журналистику и начать работу в семейной фирме «Мартинсон Тул энд Эквипмент» в тот период, когда она переживала кризис. «Журналистика? – удивился про себя Пумо. – Пух?»

«Успех в двух карьерах» – следовал подзаголовок. Еще во время учебы в Кеньонском колледже Уильям Мартинсон специализировался в журналистике и получил степень магистра в Высшей школе журналистики Колумбийского университета. В 1948 году его приняли в штат „Сент-Луис Пост-Диспатч“, и довольно скоро он приобрел репутацию исключительно талантливого репортера. В 1964 году, проработав на нескольких других журналистских должностях, Уильям стал корреспондентом журнала „Ньюсуик“ во Вьетнаме. Мистер Мартинсон присылал из Вьетнама репортажи для журнала вплоть до падения Сайгона – к этому времени он работал уже начальником корпункта. Все это время он не прекращал поддерживать родных и друзей в Сент-Луисе, и в 1970 году в Спортивном клубе состоялся праздничный ужин, посвященный мистеру Мартинсону, его вкладу в освещение действий американской армии во Вьетнаме, особенно его работе по освещению инцидента, который поначалу показался кровавой резней, имевшем место в деревне…»

Но дальше Пумо читать не стал. Некоторое время он даже не сознавал, видит ли и слышит происходящее вокруг: Я-Тук снова ослепил и оглушил его. Он не сразу понял, что руки его действуют словно сами по себе, доставая катушку микрофильмов из аппарата.

– Чтоб тебя, Биверс, – прошипел он сквозь зубы. – Чертов болван!

– Угомонись, приятель, – раздался у него за спиной прокуренный голос.

Пумо попытался повернуться на пластиковом стуле и ударился о литую спинку достаточно крепко, чтобы остался синяк. Он потер бедро и, подняв взгляд, посмотрел на юношу с пробивающейся бородкой.

– Пума, верно? – спросил тот.

Тино вздохнул и кивнул.

– А эти вам все еще нужны? – парень протянул еще одну стопку коробок с микрофильмами.

Пумо забрал у него коробки, жестом отослал прочь и повернулся к аппарату. Он ничего не понимал – на что смотрит, что ищет. Он чувствовал себя так, будто его ударила и ослепила молния. Чертов Биверс, так истеривший по поводу того, что нарыл в своем расследовании, даже не «поцарапал поверхность» загадки убийств Коко. Тина почувствовал, как его захлестывает еще одна волна круто замешанной ярости.