Кокон

Еще она постоянно твердила, что я должна найти себе порядочного мужчину, когда подрасту. Я не спрашивала, какой мужчина считается порядочным, – наверное, который не полезет под юбку до первой брачной ночи.

В конце каникул у входа в торговый центр я столкнулась со своим второгодником. Мы впервые встретились при свете дня и чувствовали себя очень скованно. Его зачислили в какой-то второразрядный институт, он рассчитывал на большее, но все-таки был доволен и порядочно растолстел. Мы пошли в кафе у катка, съели мороженое, а потом побежали в гостиницу. На этот раз он вел себя куда приличней, неспешно занимался со мной любовью, был предельно терпелив и внимателен. Во время затянувшихся ласк я почувствовала, что засыпаю. Он меня совсем не привлекал. Опасное и резкое желание, одолевавшее в той темной комнатке, куда-то исчезло. Все было слишком спокойно, слишком буднично.

Но он выглядел счастливым, а после долго меня обнимал, словно не мог поверить, что в его жизни наконец началась светлая полоса. Обещал, что загладит все обиды и будет любить меня по-настоящему. Но я хотела совсем другого. И у него больше не было того, что я хотела.

Прощаясь, мы договорились увидеться снова через два дня. Но когда я развернулась и двинулась прочь, внутренний голос объявил, что это была наша последняя встреча. И я подумала, что надо бы рассмотреть его получше, ведь в каком-то смысле он был моим первым мужчиной. Хотя бы из-за этого нужно запомнить его черты, оставить фото в архиве памяти. Я обернулась, однако он уже исчез. Я озиралась, глаза скользили по лицам, но не могли различить его в толпе.

Наконец я вошла в возраст, когда можно встречаться с парнями, но сверстники меня уже не интересовали. Все они действовали по одному шаблону: приглашали девушку в кино или на ролики, а потом, дождавшись темноты, тискали ее дрожащими руками где-нибудь на лавочке да застенчиво пожевывали ей губы. И это, вероятно, было нормально, а я разочаровалась именно потому, что это было слишком нормально. Закончив два скоротечных романа, я решила больше не тратить на них время. В предпоследнем классе старшей школы я оказалась одной из немногих девушек, которые ни с кем не встречались, дни напролет проводила в одиночестве, равнодушная ко всему. Курила, слушала готик-рок, смотрела жестокие фильмы о взрослении, сделала пирсинг… Я пыталась выразить владевший мной распад, но выбирала слишком глупые способы, ни одно из этих занятий меня по-настоящему не увлекало. Я ничем не могла заинтересоваться, в голове будто зияла пещера, я даже слышала плеск воды. Я выходила под солнце, зеленые блики разрастались перед глазами, на несколько секунд все вокруг погружалось в темноту, а потом снова вспыхивал свет, как после перезагрузки компьютера.

Позже, когда возник интерес к поэзии, эти симптомы прошли. В старом журнале из городской библиотеки я отыскала несколько папиных стихотворений и снова обрела с ним связь. Я тоже пробовала сочинять стихи, чтобы приблизиться к нему, каждое мое стихотворение становилось адресованным ему письмом, это были очень одинокие письма, без надежды на ответ. Но однажды ответ все-таки пришел, его прислала редакция одного поэтического журнала. Вообще-то я не собиралась отправлять им свои стихи, но в честь семнадцатого дня рождения решила сделать что-то необычное и по дороге домой бросила свежее стихотворение в почтовый ящик. Скоро пришел ответ, если быть точной, его написал все же не редактор, а поэт, который вел в том журнале одну из рубрик, его звали Инь Чжэн. Наверное, известный поэт – по крайней мере, я слышала это имя. Он писал: вы очень талантливы, в стихах чувствуется свобода, некоторые строчки привели меня в большое волнение. В этот раз мы не можем вас опубликовать, но надеемся увидеть ваши новые рукописи. В ночь миллениума наш журнал устраивает поэтический вечер, будем вас ждать, надеюсь пообщаться при встрече. Письмо было написано от руки, в конце он указал место и время, на которое был назначен вечер. Я решила, что это стандартная отписка всем авторам, чьи стихи не приняли в журнал, сложила письмо и бросила его в ящик стола.