Кокон

Ты оставила приемник конвульсивно скакать по станциям и распахнула окно, словно хотела выпустить что-то из палаты. Ворвавшийся ветер зашелестел книжными страницами, тоже решив напомнить нам о своем присутствии. Все неодушевленные предметы вдруг ожили. В палате сделалось тесно, и нам больше не удавалось избегать друг друга, поэтому стоило тебе обернуться, и наши взгляды снова столкнулись. Но на этот раз ты решила взять на себя ответственность за странное молчание между нами. Ты подошла, вытащила из стопки книгу и спросила, листая страницы:

– Ладно, и что же ты собираешься делать?

– Хочу освободить дедушкину душу.

Ты пожала плечами, по твоему лицу снова скользнуло то неодобрительное, взрослое выражение:

– Ультраменом[52] себя возомнил?

– Не возомнил, потому и взял столько книг.

– Мне кажется, лучше это оставить.

– То есть ты совсем не веришь, что у меня получится? – уточнил я.

– Не знаю. – Ты покачала головой, и меня едва не стошнило от твоего безучастного вида. – Но даже если у тебя получится освободить его душу, что с того? Разве ты сможешь полностью его оживить?

– Может, и смогу, – упорствовал я.

– Ладно, допустим, сможешь. Ты уверен, что твои бабушка с тетей так уж ждут его возвращения? – Ты бросила на меня быстрый взгляд. – Как тебе объяснить? Мне кажется, если он сейчас оживет, это многим усложнит жизнь.

Я выхватил книгу у тебя из рук. Раньше ты просто казалась мне немного ехидной, а теперь я понял, что ты жестокая. Я решил, что больше ни слова не скажу тебе о спасении дедушкиной души. Готовясь к великим подвигам, все герои какое-то время оставались непонятыми. И сейчас я тоже ощутил их боль.

– Лучше забудь об этом. – Ты понизила голос, словно испугалась, что нас услышат. – Наверное, некоторые вещи нам вообще не надо знать…

Мы замолчали. В палате повисла странная тишина. Только приемник без устали перескакивал с волны на волну, но голоса теперь совсем исчезли, осталось только приглушенное шипение, как бывает, когда в одиночестве шагаешь по черному туннелю.

В тот день мы впервые разошлись по домам до темноты.

Я зашел в квартиру, бабушка сидела под окном и давила на скрипучую педаль швейной машинки, рокот стоял такой, будто над головой у меня пролетает вертолет. Увидев меня, бабушка сняла ногу с педали и сказала:

– А ты сегодня рано.

Я заметил, что она переоделась в теплую зимнюю кофту. Это была бордовая вязаная безрукавка, шерсть из нее давно повылезла, и безрукавка больше напоминала жесткие доспехи, сшитые из двух плотных войлочных пластин. От кофты шел густой камфорный запах – значит, только что из сундука. Судя по всему, бабушка решила достать из сундуков зимнюю одежду – в этом году несколько раньше, чем обычно.

Каждую осень бабушка откладывала этот момент до последнего, и теплая одежда появлялась у нас, когда вот-вот должны были включить отопление. Ведь такая грандиозная работа требовала недюжинной решимости.

– Эти зимовки меня когда-нибудь доконают, – часто говаривала бабушка.

Дома у нас не было ни шкафов, ни комодов, все вещи хранились в сундуках. В нашей квартире эта мера действительно помогала сэкономить место, но окажись бабушка в огромной усадьбе, она и там бы не раздумывая заменила шкафы сундуками, просто побольше. Согласно ее логике, вещь в шкафу все равно что чужая, а вот содержимым сундука ты владеешь по-настоящему. Она вечно боялась, что в дом нагрянут с обыском, и прятала все ценные вещи по сундукам, чтобы в случае чего сразу вынести их из квартиры. За вычетом места, которое занимали обеденный стол и две кровати, обе комнаты были полностью заставлены сундуками и ящиками, они громоздились друг на друге, доставая до самого потолка. Вещи, которыми пользовались чаще, хранились в верхних ярусах. А зимняя одежда, больше полугода пролежавшая без дела, к осени успевала переместиться в самый низ, и чтобы до нее добраться, приходилось снимать все верхние сундуки.

Промозглыми осенними вечерами бабушка в своих тоненьких кофтах дрожала от холода.

– Завтра будем доставать сундуки, – стиснув зубы, говорила она.

Но потом наступало утро, пригревало солнце, и бабушке начинало казаться, что это дело подождет еще пару дней.

– Слышала сказку о ленивой птичке?[53] – однажды спросил я ее.

– Я же тебе ее и рассказала, – закатила глаза бабушка.

– Не ты, а тетя.

– А тете я рассказала, – проворчала бабушка. – Ничего ты не понимаешь, говорят же – весной утепляйся, а осенью раздевайся, тогда и болезни не страшны.

Она поменяла ногу на педали и снова налегла на машинку. Трудно было представить, что моя ленивая бабушка готова несколько недель потратить на пошив стеганого лоскутного одеяла, которое к тому же совсем не грело. Но она где-то услышала, что работа за швейной машинкой предупреждает старческое слабоумие. Бабушка боялась, что однажды выживет из ума и мы станем ее обижать, поэтому не жалея сил давила на педаль.

Нитки закончились. Машинка замолчала. Я услужливо побежал за коробкой со швейными принадлежностями.