Кокон

– Через пару дней, – ответил он уклончиво – наверное, еще не купил билет. У меня мелькнула скверная мысль: если бы бабушка чувствовала себя хуже, может, это бы его задержало.

– На следующей неделе мама выходит замуж, – как бы между делом сказала я, украдкой наблюдая за его лицом, мне хотелось понять, знал ли он о маминой свадьбе. Про себя я предположила, что он мог приехать, чтобы поздравить маму и дядюшку Линя, вот только на свадьбу они его не пригласят.

– Правда? И как тебе жених?

– Самый обычный.

– Не нравится?

Я покачала головой и сорвала с клубня кусочек шкурки.

– Они хотят забрать меня от дедушки и со следующей четверти перевести в другую школу. – Я спешила поделиться этой новостью, ведь папа может не застать меня, если снова придет в старую школу.

– Школу уже подыскали?

– Да, рядом с домом дядюшки Линя. – Я решила, что нет нужды объяснять, кто такой дядюшка Линь.

– Замечательно, – помолчав, сказал папа. Он выглядел немного рассеянным, как будто его не интересует ни мамино замужество, ни дядюшка Линь. Видимо, он приехал все-таки не из-за свадьбы, но тогда зачем?

– А ты? – спросила я. – Ты женился?

– Ага. – Папа стряхнул пепел, искорки упали на землю, корчась в предсмертной агонии.

– Тебе хорошо живется в Пекине?

– Нормально. – На этом слове его рот немного скривился, как будто папа глотнул горького лекарства.

Из-за синеватых мешков под глазами папин профиль выглядел немного странно. Я всматривалась в него, стараясь запечатлеть в памяти новые приметы. Папа был несчастлив, я видела это совершенно ясно и даже ощутила некоторое удовлетворение. Мы не смогли сделать его счастливым, но и женщине по имени Ван Лухань это оказалось не под силу. Наверное, никому не под силу – папа несчастлив по самой своей природе. И очень возможно, что я пошла по его стопам, от этой мысли мне стало тоскливо.

Холодный ветер зарылся худыми руками в папины волосы, поднял их дыбом. Я смотрела на его щетину, она доходила до самых ушей и напоминала жесткую непослушную траву в бескрайней степи, из-за нее папа был похож на беглеца, на преступника, который скрывается от правосудия. У меня даже появилось странное чувство, что человек рядом – не мой папа, а какой-то чужой мужчина. Я представила, что он возьмет меня в заложники и куда-нибудь увезет.

Пусть везет куда хочет, главное, подальше отсюда.

– Прокатишься на колесе обозрения? – спросил папа. – Вон там. А я здесь подожду.

Я отказалась и опустила голову, ковыряя сморщенную шкурку от батата. Сам батат я уже съела, и он горел в желудке, как огненный шар. Мы посидели еще немного, потом папа как будто внезапно понял, что ему не скрыться от ответственности за повисшее между нами молчание, и заговорил:

– Ты не замерзла? Давай прогуляемся вокруг озера?

Я очень замерзла, но сказала, что мне не холодно. Мы зашагали вдоль берега, я незаметно втянула руки в рукава. Пасмурное небо отливало синим, как ушибленная коленка. В парке не было ни души. И с тех пор как мы вышли из школы, нам не встретилось ни одного человека. Поэтому у меня были причины верить, что в этот день все устроено специально для нас. Небо постепенно темнело, папа зашагал быстрее, под конец мне уже приходилось бежать, чтобы поспеть за ним. Я видела, что он поставил перед собой цель и очень хочет до нее добраться. Я чувствовала, как сильно это желание, папа будто спешил что-то себе доказать и сражался сам с собой.

Мы прошли от западного берега озера до северного. Последние солнечные лучи исчезли. Папа вдруг резко остановился.

– Ладно, все равно не дойдем, – объявил он. – В прошлый раз мы плыли на лодке, тогда мне не показалось, что эта беседка так далеко.

Тяжело дыша, он достал сигареты и печально посмотрел вдаль. Я очень расстроилась: неужели он так быстро признал поражение и сдался?

– Пойдем, осталось немного, – предложила я.

– Нет. – Он покачал головой.

– Мы дойдем, ну пожалуйста, пожалуйста, – взмолилась я и неожиданно расплакалась.

Папа не просто несчастлив. От него веет распадом. Что-то в нем уже умерло. Страсть, вера, воля к борьбе. Они погибли безвозвратно. Кажется, папа сам это хорошо понимал, но в этот раз, не желая сдаваться, решил сделать еще одну попытку. Я не знала, что изменится, если мы дойдем до беседки, но видела, что для него это очень важно. Даже такая ничтожная, мелкая победа могла послужить утешением и снять груз с его сердца.

Я сказала, что сама хочу дойти до беседки, умоляла его пойти со мной. Я плакала, тянула его за плащ, но папа стоял на месте.

– Хватит. Может, перестанешь капризничать? – раздраженно оборвал он меня. – Ты уже большая, должна понимать, что к чему.

Я застыла как оглушенная. Эти слова были страшнее всего на свете. Я надеялась, что папа увидит, какая я взрослая и понятливая, и полюбит меня. Но теперь все было испорчено.

Всхлипывая, я шагала за ним из парка. Он увидел свет в ресторанчике напротив и направился туда. Я спросила, пойдем ли мы к дедушке, – если нет, надо позвонить и предупредить их. Но папа как будто не слышал, вместо ответа он поспешно зашел внутрь.