Коктейль из развесистой клюквы

   С берданкой под мышкой он вышел из дома и длинным шагом разведчика заскользил по едва заметному следу, оставленному в сырой траве подозрительными пришельцами. Опираясь на берданку, старик перебрался через забор и прислушался. Во дворе было тихо. Флигель был темен, свет горел только в окнах большого дома. Антон Еремеич подобрался к окошку, всмотрелся в просвет кружевной занавески и увидел накрытый стол, за которым никто не сидел.

   – Не понял? – пробормотал себе под нос дед Антон, с берданкой наперевес поднимаясь на крыльцо.

   В комнатах никого не было. Приглушенный шум доносился из кухни, которая тоже была пуста. Зато в погребе, похоже, кто-то был, и этот кто-то активно рвался на свободу. Недолго думая, Антон Еремеич отодвинул засов, открыл люк и, тыча в погреб дулом берданки, грозно сказал:

   – А ну, кто там? Выходи по одному!

   В подполье звякнули банки, что-то стукнуло, и по деревянной лесенке в пять ступеней в кухню выбралась хозяйка дома. Баба Маша энергично двигала челюстями и распространяла вокруг себя бодрящий запах квашеной бочковой капусты. Дед Антон чутко повел носом и сглотнул слюну.

   Увидев перед собой старика с ружьем, баба Маша перестала жевать и скорбно вздохнула.

   – Значит, пришли, супостаты! – скорбно констатировала она.

   Дед Антон, который самолично наблюдал вторжение на соседский участок граждан, которые свободно могли быть упомянутыми супостатами, сокрушенно развел руками.

   – Но в доме их нет! – поспешил он доложить бойкой бабке, признавая в ней командира.

   – Прячутся, изверги, – кивнула баба Маша, наскоро прикидывая диспозицию предстоящего сражения.

   Старушка была полна решимости действовать и испытывала моральный подъем. Долгие годы ждала она вторжения в город белогвардейских отрядов, и вот, наконец, пришел час партизанских действий!

   – Пожуй сальца, браток! – велела она Антону Еремеичу, подводя старого боевого товарища к накрытому столу. – Перекусим – и вперед! Труба зовет!

   Охочему до приключений старику, в принципе, было без разницы, куда и какая зовет их труба. Да хоть водопроводная! Дед Антон придвинул к себе блюдо с розовыми лепестками сала и молодецки опрокинул стопочку красного вина. Баба Маша возилась в прихожей, деловито копошась в древнем деревянном сундуке. К тому моменту, когда повеселевший Антон Еремеич ополовинил блюдо с салом и объел до состояния стершегося веника пучок кинзы, баба Маша закончила военные сборы. Путаясь ногами в перевязи старой дедовой сабли, она вошла в горницу, поправила на буйной седой головушке музейную буденновку с линялой звездой и сказала:

   – По коням!

   Сытое урчание в животе Антона Еремеича вполне сошло за ржание боевого коня. Партизанский отряд склеротиков-маразматиков приставным подагрическим шагом выдвинулся на передовую.

   Капитан Лазарчук сидел в засаде, насторожив уши и напрягая глаза, которые за несколько минут вполне привыкли к темноте. Когда за стеной послышались шепот и звуки глупой возни, Серега вздохнул с облегчением: живы, идиотки! Облегчение быстро прошло, когда он понял, что идиотки не просто живы, но по-прежнему активны, чем продолжают осложнять жизнь окружающим.

   – Аккуратно снимаем их! – шепнул он Пете, застывшему по другую сторону двери.

   Серый и Белый жались к стеночке. Посреди комнаты вольготно развалился пьяный Аслан Буряк. Сам того не зная, он играл роль куска сыра в мышеловке. Источаемый «сыром» резкий запах алкоголя сильно упрощал его поиск.

   Употребленное капитаном местоимение их помогло Пете догадаться, кого именно нужно аккуратно снять, так что он не был удивлен, когда в проеме открывшейся двери возникла фигура Ирки. Была ли удивлена оказанным ей приемом сама Ирка, осталось невыясненным. Транспортируя ее в дальний, наиболее безопасный угол, капитан Лазарчук не удержался и отвесил приятельнице добрый шлепок. Следующим рейсом Серый и Белый в тот же угол слаженно отправили вторую подруженьку.

   – Теперь ждем, – шепотом сказал Лазарчук, расчистив сцену для появления главного действующего лица.

   Петя кивнул и вжался в стену. Дверь открылась, и на пороге вместо ожидаемой персоны возник какой-то сын красноармейского полка, малорослый нахаленок в буденновке и с волочащейся по земле саблей. Нарушая режим молчания, Петя изумленно воскликнул:

   – Ой! – и уронил рулон скотча.

   Колесо липкой ленты покатилось к лежащему Аслану и уютно улеглось ему под мышку.

   – Ты хто-о? Белый?! – заметив Петю, грозно вскричала баба Маша.

   – Бе-белый, – согласился растерявшийся Петя.

   – Бей белых! – постановила воинственная старушка.

   Она дернула саблю, но подсекла сама себя ножнами и повалилась прямо в объятия подоспевшего Лазарчука.

   – Снимаем! – выдохнул капитан.

   Петя коршуном спикировал на распростертого Аслана и выхватил из его подмышечной впадины рулон скотча. В этот момент в дверях возник Антон Еремеич, поотставший на марше от боевой подруги. На его глазах неведомые враги побороли и уволокли в темноту поверженную бабу Машу. Еще одно бездыханное тело лежало на полу, и один из извергов только что вырвал из его груди что-то круглое.

   – Сердце! – выдохнул потрясенный такой жестокостью Антон Еремеич.