Колдовство на Руси. Политическая история от Крещения до «Антихриста»

Несчастная вдова Авдотья Битяговская напротив, рассказала, что это Нагие сами «беспрестанно» добывали «ведунов и ведуний к царевичу Дмитрею». А ведун Ондрюшка Мочалов постоянно обитал на подворьях Нагих, у Михаила Нагого, у Григория Нагого и у жены Андрея Нагого Зиновии. Михаил Нагой – старший из братьев – приказывал тому ведуну Мочалову «ворожити» и про государя, и про царицу, «сколько они долговечны». Главный виновник беспорядков, кроме того, что приказал убить государева дьяка, еще оказался замешан в чародействе на жизнь царя Федора, а также царицы Ирины (Годуновой). Судя по всему, были еще какие-то версии о случаях чародейства, но сохранились только намеки. Так городовой приказчик Русин Раков подал челобитную митрополиту Геласию – именно ему, а не светским следователям – о том, что ему Михаил Нагой приказал собрать всяких ножей и оружия, убить курицу, измазать все ее кровью и разложить по трупам погибших в ходе беспорядков, сваленным в крепостной ров. Шуйский со товарищи также допрашивали Русина о случившемся. Вообще, этой акции с кровью в сохранившихся бумагах уделено большое внимание, хотя ее причины остались до конца не понятны. Возможно, Нагие хотели отвести обвинения в мятеже и подкрепить вину убитых, оказавших сопротивление или перерезавших друг друга, но сделано это было слишком бесхитростно, а появление жертвенной курицы вообще могло указывать на колдовскую практику.

Как бы то ни было, но результаты расследования угличских событий первым делом доложили церковному собору и патриарху, то есть тем, кто судит духовные преступления. Они вынесли постановление по каждому из обвинений, а уже потом передали выводы царю: 1. Гибель царевича случилась «божьим судом»; 2. Главный организатор беспорядков и убийства дьяка – Михаил Нагой; 3. «Михаило Нагои держал у себя ведуна Ондрюшу Мочалова и иных многих ведунов».

Характерно, что после слушания материалов следствия и постановлений собора царь Федор с боярами приказал арестовать и доставить в Москву для дополнительных изысканий только двух человек: кормилицу Ирину Тучкову, свидетельницу последнего вздоха царевича, с мужем и ведуна Ондрюшу Мочалова. Для этого были направлены в Углич два отдельных пристава – один, Михаил Молчанов, за Тучковыми, а другой, Федор Жеребцов, за чародеем. Сохранилась память, выданная Ф. А. Жеребцову, первому известному нам в русской истории охотнику на колдунов:

«Память Федору Олексеевичю Жеребцову: ехати ему на Углеч к Федору к Мисюреву и быть с ним на Углече, покаместа сыщет Федор ведуна Ондрюшу Мочалова; а как Федор Мисюрев ведуна Ондрюшу сыщет, и Федору того ведуна, у Федора Мисюрева и у дияка у Первого Карпова, взяв, везти, сковав крепко и бережно, с великим береженьем, в ручных железех и в ножных, чтоб однолично с дороги не утек и дурна б над собою никоторого не учинил, а ехати с ним наспех, не мешкая».

Что случилось далее, нам не известно. Мочалова везли в кандалах. Надо полагать, судьба у него была незавидной. Через двадцать лет шведский лазутчик Петр Петрей записал, что после гибели Дмитрия угличских горожан настигли репрессии и некоторые были наказаны «утоплением»[233]. Возможно, эта достойная колдуна казнь была применена и к ведуну Ондрюше.

История получила продолжение только 13 лет спустя, когда до двора тогда уже царя Бориса Годунова дошли сведения, что где-то на Украине объявился чудом спасшийся царевич Дмитрий. И в первых же письмах московские власти отражают подход к самозванцу как к ведьмаку, чернокнижнику, некроманту. Летом 1604 г. патриарх Иов пишет послание, которое рассылают во все стороны – польскому королю, сенату, западнорусскому духовенству, «по городом на Украину к воеводам», в частности к киевскому воеводе князю К. К. Острожскому. Там говорится, что они приютили беглого монаха Гришку Отрепьева, «еретика» и «богоотступника», который «впал в ересь и в чернокнижное звездочество и в иные скверные дела, и призванье духов нечистых и отречение от Бога у него выняли»[234]. В сентябре 1604 г. в Литву был направлен посланник Постник Огарев, который должен был на сейме сообщить официальную позицию Москвы, что расстрига «як был в миру и до чернечства, отступил от Бога, впал в ересь и в чорнокнижье и призывание духов нечистых, и отреченья от Бога у него вынели»[235]. Аналогичные обвинения в отношении Отрепьева представлены в грамоте, отправленной в ноябре 1604 г. к императору Рудольфу – «чернокнижничество» и «вызывание злых духов». Якобы он «открыто совершал свои мошенничества и упражнялся в безбожном чернокнижии», а потом снял монашеские одежды и «по диавольскому навождению, стал вызывать нечистых духов и заниматься всяческой чертовщиной»[236].