Колесница Солнца. Восемь тетрадей индийской классической лирики в переводах С Северцева

С подчерненных ресниц текущие слезы,
    словно плотничий, углем натертый шнур,
Расчертили ей грудь — как будто разлука
    отмечает, где сердце ее распилить.

* * *

Вот ревнивец! С подругами лунной ночью
   не пустил жену рвать цветы мадхуки,
Сам идет собирать, а красотку, глупец,
   на всю ночь одну оставляет в доме!

* * *

Что, красотка, спешишь, всё назад глядишь,
   чтобы сзади не задралась одежда, —
Лучше спереди легкую ткань распусти,
    а не то на гру

дях тяжелых лопнет.

* * *

На кого здесь могу я игриво глянуть?
   С кем могу поделиться грустью и счастьем?
С кем хоть раз пошутить в этом жалком селенье,
   где одни глупцы, скупцы да невежи?

* * *

Даже краешек глаз меня ослепляет,
   даже краешек платья ее мне дорог,
Даже краешек дальнего поля ее
   на заре я увижу опять — и счастлив.

* * *

Вот и смерклось, и кончились в поле труды,
   а домой не идет еще старый пахарь.
Ах, со смертью любимой его жены
   тишина и печаль поселились в доме.

* * *

Хлещет дождь в прорехи соломенной кровли,
   и пугливой ладонью жена молодая
Прикрывает начертанный на полу
   день, когда возвратиться должен любимый.

* * *

За полями, в кустах, на краю Годавари
   обезьяна, объевшись ботвой горчицы,
Скачет, кашляет громко: «кхо-кха! кхо-кха!» —
   и по брюху гулко себя колотит.

* * *

О святой паломник, ступай спокойно,
   здесь собаки злобной уже не встретишь:
Грозный лев с ней покончил — встретишься с ним
   по пути, в том леске у реки Годавари.

* * *

Алый знак был с утра меж бровями соседки,
   а под вечер на губы твои перебрался,
А потом с твоих губ — на мое бедро…
   Ну и прытким же он оказался, проказник!

* * *

Ах, мой глупый! Чем утешать словами,
    обними меня лучше, прижми покрепче!
На тебя уже больше не злюсь! И дразнить
    я не гнев, а страсть твою собираюсь.

* * *

Как под солнцем осенним вода в озерах
   горяча только сверху, внизу — прохладна,
Так и мудрое сердце в порыве гнева
   горячо лишь снаружи, внутри — спокойно.

* * *

На рассвете отправился в путь любимый,
   и какими тоскливыми и пустыми
Сразу стали и дом, и двор, и дорога,
   и наш сельский храм, и сердце мое.

* * *

He забыть, как любимая, гневом пылая,
   отступила, вскричала: «Не прикасайся!»
И прерывист был голос, и тщетно пыталась
   удержать она слезы, когда уходила.

* * *

Глянь, счастливец беспечный, подружка наша —
   как богиня, покинутая жрецом:
Ходит с той же гирляндой, давно увядшей,
   что на празднике ты ей на шею надел.

* * *

Дни весны. В селенье полно парней.
  Стар супруг. И старое есть вино.
Как мне верность блюсти, молодой, красивой?
   Что же мне прикажете — умереть?

ИЗ «ТРЕТЬЕГО СТОСТРОФИЯ»