Колесо Времени. Книга 13. Башни Полуночи

Перрин довольно улыбнулся. Он даже не представлял, насколько соскучился по вечерней беседе с друзьями. За окном качалась под струями дождя резная деревянная вывеска с изображением человеческих голов в странных шапках и с неестественно широкими улыбками. «Веселая компашка». Наверняка за этим названием имелась какая-то история.

Они втроем расположились в отдельном кабинете, за который заплатил Мэт. Из общего зала гостиницы сюда притащили три глубоких кресла, прежде стоявшие у большого камина. Кресла совершенно не сочетались по виду с обеденным столом, но были удобными. Мэт сидел, откинувшись на спинку кресла и закинув ноги на стол. Он взял ломоть овечьего сыра, отхватил кусок, а остальное положил на подлокотник.

– Знаешь, Мэт, – сказал Перрин, – твоя жена, верно, считает, что тебя учили, как себя за столом вести.

– О да, учить-то учили, – ответил Мэт, – только я не научился.

– Вот бы с ней познакомиться, – продолжил Перрин.

– Занятная особа, – встрял Том.

– Занятная. Ну да, – задумчиво подтвердил Мэт. – В общем, Перрин, теперь ты все знаешь. Мы здесь по милости этой треклятой Коричневой, которая уже больше двух недель на глаза не показывается.

– Дай-ка взглянуть на письмо, – попросил Перрин.

Мэт похлопал по многочисленным карманам, после чего выудил белый листок, сложенный и запечатанный красным воском, и бросил его на стол. Бумага была запачканной, края письма истрепались, но его не открывали, ибо Мэтрим Коутон – человек слова, особенно если его заставили дать клятву.

Перрин взял сложенный листок, от которого слегка пахло духами, перевернул и поднес к свече.

– Не получится, – сказал Мэт, и Перрин хмыкнул:

– Так что там, по-твоему, написано?

– Не знаю, – ответил Мэт. – Проклятые чокнутые Айз Седай. В смысле, все они со странностями, но Верин совсем с ума съехала. Ты, наверное, от нее ничего не слышал?

– Нет.

– Надеюсь, с ней все в порядке, – сказал Мэт. – А то в прошлый раз говорила так, словно волнуется, как бы чего не приключилось. – Он забрал письмо и постучал им по столу.

– Открывать не будешь?

– Открою, когда вернусь, – покачал головой Мэт. – Я…

В дверь постучали. Затем она со скрипом отворилась, открыв взорам хозяина гостиницы по имени Дэнезель: рослого молодого парня с постной физиономией и старательно обритой головой. Внешностью он смахивал на принявших Дракона – по крайней мере, тех, кого видел Перрин, – и даже повесил в общем зале нарисованный на заказ портрет Ранда. Кстати говоря, довольно-таки похожий.

– Извиняюсь, мастер Кармазин, – сказал Дэнезель, – но человек мастера Златоокого настаивает, что ему надо с ним поговорить.

– Пусть войдет, – разрешил Перрин.

Дэнезель вышел, и в приоткрытой двери показалось морщинистое лицо Аша’мана.

– А вот и Грейди, – взмахнул рукой Мэт. – Рассказывай, что взорвал. Интересно же.

Загорелый Аша’ман нахмурился, потом взглянул на Перрина:

– Милорд, в полночь леди Фэйли просила напомнить, что вам пора.

Мэт присвистнул:

– Теперь поняли, почему я оставил жену в другом королевстве?

Грейди вконец помрачнел.

– Спасибо, Грейди, – вздохнул Перрин. – Я и правда потерял счет времени. Скоро пойдем.

Аша’ман кивнул и скрылся в коридоре.

– Чтоб ему сгореть! – воскликнул Мэт. – Что ему, улыбнуться трудно? Это растреклятое небо и без того угнетающе давит. Не хватало еще смотреть на тех, кто его еще мрачнее.

– Дело в том, сынок, – заметил Том, подливая себе эля, – что в последнее время некоторым не кажется, что наш мир – такое уж развеселое место.

– Чушь, – возразил Мэт. – В мире полно веселья. К примеру, надо мной потешается весь треклятый город. Знаешь, Перрин, принимая во внимание рисунки с нашими физиономиями, советую тебе не слишком-то высовываться.

– Вряд ли это возможно, – сказал Перрин. – Мне надо армией командовать, да и о людях заботиться.

– По-моему, ты относишься к предостережению Верин без должной серьезности, – покачал головой Том. – Слыхал о народе банат?

– Нет, – ответил Перрин, глядя на Мэта.

– Это дикари, когда-то жившие на нынешней равнине Алмот, – пояснил Том. – Знаю про них парочку отличных песен. Короче, у этих бродячих племен принято было раскрашивать кожу вождя в красный цвет. Чтобы он отличался от остальных.

– Вот придурки! – Мэт отгрыз новый кусок сыра. – Вождя раскрашивать? Он же станет мишенью для всех солдат на поле боя!

– В том-то и смысл, – сказал Том. – Видишь ли, это было что-то вроде вызова. Чтобы враг мог опознать вождя, сразиться с ним и показать, на что способен.

– Я бы размалевал сразу нескольких солдат, – фыркнул Мэт, – чтобы те отвлекли неприятеля, а потом велел бы лучникам утыкать вражеского вождя стрелами, пока его болваны гонялись бы за лжепредводителями моей армии.

– Вообще-то, – промолвил Том, отхлебнув из кружки, – именно так поступил Виллиам Кровопускатель во время первой – и, кстати, последней – битвы с народом банат. Об этом рассказано в «Песне сотни дней». Блестящая тактика. Удивительно, что тебе знакома эта песня. Ее почти никто не знает, а битва была так давно, что в большинстве книг по истории о ней даже не упоминается.