Колибри

Никаких объяснений. Доктор Вавассори ожидал за пятнадцать, а не за восемь месяцев добиться менее двух третьих от полученного результата; согласно его ожиданиям, Марко Каррера из коротышки должен был превратиться в нормального невысокого мальчика. Летиция, по-прежнему верившая в озарения Дарси Уэнтуорта Томпсона, была убеждена, что лечение тут ни при чем и что чадо ее все равно совершило бы этот рывок, поскольку он был заложен в генетическом коде; просто в природе Марко все было предусмотрено с самого начала: сначала недостаточный рост, потом головокружительный скачок, а затем (и это было самым странным, что, по ее мнению, можно было объяснить только с помощью Томпсона) встраивание в традиционную антропометрию. Пробо, напротив, разрывался на части: с одной стороны, он был счастлив, что попытка удалась и что именно он на ней так упорно настаивал, но, с другой стороны, он вопрошал себя, не следует ли рассматривать столь отличный от ожидаемого результат как неудачу, как полный провал; то есть не приведет ли полная утрата контроля над действием препарата, введенного в тело его сына, к возможным – причем самого разного рода – негативным последствиям. Он беспокоился и с тех пор будет беспокоиться всю оставшуюся жизнь (хотя после смерти Ирены и это беспокойство слегка ослабло), что со временем он точно узнает цену, которую придется заплатить за свою азартную прыть. Бесплодие, дегенеративные заболевания, рак любого органа, инородные образования: а что, если в будущем, в определенный день «Икс», когда все забудут про это лечение, как раз то, что сделало его более эффективным против ожидаемого, предъявит его сыну огромный счет? Он задал этот вопрос доктору Вавассори, и тот ответил, что, поскольку речь идет об экспериментальном лечении, риск побочных эффектов, в том числе в отдаленном будущем, был принят в расчет и в должном виде изложен в документах, которые Пробо сам подписал. Но беспокойство, что успех, превзошедший все ожидания, может увеличить риск, было, с его точки зрения, глупостью и смахивало на паранойю. Заметим попутно, что параноиком Пробо еще никто не называл.

Марко, со своей стороны, в полном обалдении от собственного роста, не имел времени о чем-либо думать. С тем же упорством, с каким его тело в прошлом отказывалось расти, оно теперь неудержимо тянулось ввысь: он, так сказать, предоставил жилье этому феномену и решил за ним понаблюдать. С ноября по июнь он прибавлял по два сантиметра в месяц – что означает полтора килограмма прибавки в весе или половину размера в обуви, – и это было главным, что его занимало. Он не обеспокоился, не испугался, не устыдился, не выходил из себя, не ставил условий: напротив, он целиком отдался этим переменам, проявляя в данном вопросе гибкость и твердость, что в будущем в трудные времена поможет ему устоять и выжить. Его тело перескочило подростковый возраст, из ребенка он внезапно стал сформировавшимся парнем, но это ничуть его не травмировало, поскольку ему было известно: в этом и состоит цель лечения. Через несколько лет тот факт, что он был колибри, стал таким же воспоминанием, как и все прочее.

Однако после этого его жизнь продолжала разворачиваться всегда на один и тот же лад: годами ничего не происходило, в то время как большинство других продвигались вперед, и вдруг все взрывалось, подобно вулкану, каким-то чрезвычайным событием, отбрасывавшим его в запредельное, новое и неизвестное ему место. Почти всегда такие трансформации бывали болезненными, и встававший перед ним вопрос, вызывавший в нем злость и досаду, звучал примерно так: почему я? почему это выпало мне?

Часто из шестерых надежных помощников нашего исследования (кто, как, когда, где, что и почему) именно когда отделяет спасение от гибели: Марко никогда не задавал себе этого вопроса, пока не получал на него ответ, и только поэтому, желая оставаться неподвижным, он продвинулся так далеко, так болезненно и все же не рухнул. Только в нужный, то есть в самый черный, момент его озаряла мысль: все, все случилось ради какой-то цели, и ответ немедленно приходил – простой, точный и сладостный, как божественный нектар: Мирайдзин. Мирайдзин была новым человеком, она им всегда была, с момента своего зачатия. Она появилась на свет, чтобы его изменить, и Марко была дарована милость ее воспитания.

По этому вопросу, когда еще жива была Адель, не возникало ни малейших дискуссий. Она повторяла это непрестанно, и Марко ей не перечил, напротив, он сам утверждал, что человечество начинается с этой девочки, что человечество начинается с Мирайдзин – хотя он это говорил, чтобы выразить согласие с мнением дочери, как тогда, когда играл с ней в веревочку, выросшую на спине, давным-давно это было. Короче, он думал: моя девочка пережила столько всего, что, возможно, эта фантазия помогает ей жить, судьба меня не щадит, что ж, я ей в ответ рожаю нового человека…