Колючий мед

Напротив, вызывает угрызения совести. Стало ясно со всей очевидностью, что я не принадлежу к типу людей, которые, радостно накурившись, полагают, будто немножко дерьма в мозгу лучше дьявольской чистоты. Какие бы соображения я ни крутила и ни вертела, жизненная философия Эрика превращала меня в скупердяйку.

Я была напрочь лишена щедрости – Эрик обладал душевной широтой. Он знал истинную цену вещей, а я наделяла предметы мнимой ценностью.

Проблема заключалась не в диване, а во мне.

– Ему здесь не место! – орала я, не контролируя тон и громкость своего голоса. – Убери эту проклятую махину!

Я услышала, как заскрипела кожа дивана, когда Эрик встал с него (уже одно это противно), потом раздались шаги в прихожей. Поняла, что он надевает ботинки.

– Ты с ума сошла, – пробормотал он.

Входная дверь закрылась за ним. Потом – тишина.

Он не возвращался домой всю ночь. Выяснилось: переночевал у какого-то знакомого, только что переехавшего в Стокгольм.

Знакомым была его бывшая девушка. Циркачка Фрея.

* * *

Прежде чем собраться с силами и позвонить в мастерскую «Ласточкин багет», ложусь на пол и делаю предложенное Йуаром упражнение на расслабление: обеспечить соприкосновение тела и поверхности, на которой лежишь, прочувствовать текущий момент, сосредоточиться на внутренних ощущениях, дышать. Что я скажу, если он ответит? Рассказывать ли, что я ищу его по собственной инициативе, или соврать, заверив, что Вероника в курсе? Предложить встречу? И что делать, если откажется? Нельзя стопроцентно рассчитывать найти его в живых. Может, мастерской продолжают управлять от его имени. В конце концов я все равно, собрав волю в кулак, набираю номер.

Прежде чем на том конце провода отвечают, я успеваю прослушать пять звонков.

– Мастерская «Ласточкин багет», с вами говорит Элин.

– Здравствуйте, я ищу Бу-Ивара Аксельссона. Я правильно позвонила?

– Да, конечно, как вас представить?

– Эбба Линдквист. Мы не знакомы, но речь идет о личном вопросе.

– Минуточку. Он на другом этаже, ему нужно время, чтобы спуститься. Вы сможете подождать?

– Конечно.

Женский голос исчезает. Сердце учащенно бьется. Он жив! Первая преграда пройдена. Я начинаю нервно рыться в блокноте, лежащем передо мной на столе. Места для записей хватит с лихвой. Страницы, где я должна была записывать ответы Вероники на вопросы интервью, пусты. В конце концов слышу скрип, потом – откашливающийся голос на другом конце провода:

– Буссе, слушаю вас.

Голос звучит намного моложе, чем я ожидала. Может быть, я все-таки нашла не того Буссе?

– Здравствуйте, – начинаю я. – Меня зовут Эбба Линдквист, и я звоню, возможно, по немного странному делу.

– Если вы хотите мне что-нибудь продать, то мне ничего не нужно.

– Нет, дело не в этом.

– Тогда подождите, я сяду поудобнее.

В трубке раздается скрежет, будто кто-то двигает мебель.

– Теперь слушаю вас внимательно, что вы хотели?

– Так вот, я сейчас нахожусь в Бостаде. Здесь я встретилась с женщиной, которая говорит, что общалась с вами летом 1955 года, когда вы проживали в пансионате, принадлежавшем ее матери. Пансионат назывался «Мирамар». Это может соответствовать действительности?

На другом конце провода повисло молчание.

– Вы слышите меня? – Я прижимаю трубку ближе к уху.

– Я не понял, кто вы. Вы приходитесь ей родственницей?

– Нет. Я – журналистка, приехала взять у нее интервью по другому вопросу, но она много рассказала мне о вас. О времени, которое вы провели вместе.

Выдерживаю паузу, но мои слова остаются без ответа.

– Надеюсь, я не ошиблась? – добавляю я.

В трубке слышен глубокий вздох.

– С тех пор прошло много лет, но мы действительно общались. Прошу прощения, просто вы растрогали меня. Все это так неожиданно. Как ее самочувствие?

– Прилично. Правда, у нее только что было небольшое сотрясение мозга, но ее скоро выпишут из больницы, и она вернется домой. Ничего страшного не случилось.

– Ох! А так она здорова?

– Вполне. Она живет в доме престарелых, ее муж умер пару лет назад, а жить одной на вилле ей не хотелось. Похоже, нынешнее жилье ее устраивает.

– Значит, она прожила в тех краях всю свою жизнь?

– Да, они с мужем несколько лет управляли материнским пансионатом, а потом она устроилась в гостиницу в Хельсингборге, занималась бухгалтерией. Пансионат давно снесли.

– А дети у нее есть?

– Нет, к сожалению.

– Гм, – прозвучало на другом конце провода.

Моя рука вспотела от мобильного телефона. Внезапно я перестаю понимать, для чего все это затеяла. В чем цель этого разговора? Чего я хочу добиться? Разве не осталась в прошлом моя роль доверенного лица, помогающего найти пару и якобы разбирающегося в вопросах любви?

– Вас было не так легко разыскать, – продолжаю я разговор с долей сомнения. – Я была уверена, что ваше имя – Бу Бикс, не сразу разобралась, что это не так.

На секунду замолкаю.

– Кстати, я тут на днях съездила в Лахольм посмотреть на вашу скульптуру, – добавляю я.

– Вот как? Ну и как, стоит?

– Вы не слышали, что она пропала?

– Нет, не знал. А что случилось?