Колючий мед

Я решила, что именно так и поступлю – забуду. Если мне удавалось игнорировать его сообщения в течение двух часов, я уговаривала себя, что все получается, но потом, поддавшись слабости, я отвечала, спрятавшись в ванной комнате и покрываясь от страха холодным потом. Том заподозрил неладное, но я свалила все на работу. Забыла, что он разбирается во мне лучше, чем я сама. Как ни странно, моя любовь к Тому не исчезла, а, наоборот, стала ощущаться сильнее, чем прежде. Ведь мы знали друг друга с тех пор, когда нам было немного за двадцать. Я не могла себе представить свою жизнь без него. Как не могла представить и жизнь без Эрика.

Когда чего-то хочешь, нужно делать выбор. Ах, почему это так сложно?

«Я должна остановиться, – говорила я себе. – Прекратить постоянно встречаться с ним взглядом на работе. Надо сохранять рассудок и стараться не идти на поводу у чувств». Влюбляться в других на протяжении длительного брака – совершенно нормально, но вовсе не обязательно действовать, руководствуясь своей влюбленностью. Именно это и отличает зрелого человека от незрелого. А в другие моменты я думала:

«Но почему я должна себе в этом отказывать? Разве у нас не одна жизнь? Разве не грех отказываться, если на мою долю такое выпало?» Те, кто вмешивается, наверное, просто завидуют, потому что сами застряли в замерших отношениях или не готовы открыться неожиданному. Они слишком практичны, их жизнь настолько упорядочена и выхолощена, что в чувствах они видят угрозу и боятся всяческих привязанностей. Так тоже можно жить – гасить эмоции, чтобы ничего не могло выбить тебя из колеи. Но я была не уверена, что готова жить так долгое время. Внезапно я поняла, что мне не хочется заглушать собственные чувства.

После двух мучительных недель, когда мы проходили мимо друг друга, встречаясь в коридорах, и общались исключительно по служебной необходимости, я не выдержала. Мы прогулялись по пути домой и упали друг другу в объятия в ледяном подъезде.

– Это не проходит, – прошептал Эрик, уткнувшись в мой воротник.

– У меня тоже, – ответила я.

– Оставь мужа и уходи ко мне.

– Не могу.

– Я не хочу тебя ни с кем делить.

– И мне тебя делить не хочется.

– А у меня впечатление, будто я уже раздвоился. Ощущаю себя героем далеко зашедшей шутки, который не знает, куда ему податься. Так больше продолжаться не может. Если ты не хочешь быть со мной, я брошу работу и уеду.

– Тебе нельзя уезжать!

Я начала плакать:

– Я не знаю, что мне без тебя делать.

– Ты просишь меня остаться?

– Да.

Страсть вела себя как живое существо, посторонняя сила. Как раз об этом я рассказывала в свое время в радиопрограмме: людям, которые находятся во власти страсти, кажется, будто у них нет выбора. Это их общий знаменатель. И все же меня не покидала уверенность, что никто другой на белом свете такого не испытывал, и, может быть, отчасти я была права. Скольких бы людей за тысячелетия ни постигла подобная участь, своя судьба всегда воспринимается глубоко лично. Ведь у каждого свои правила оценки происходящего.

В конце концов вопрос решился сам собой. Или, скорее, так: не в состоянии определиться, я оставила все на волю случая. У нас был рождественский корпоратив. Я надела свое подростковое платье – то самое, кружевное. Вечер продолжился в караоке-баре, где мы пели старые шлягеры, пили пиво и играли в дартс. По пути домой нам с Эриком было не расстаться. Мы объехали все метро, методично проезжая от одной конечной станции до другой, и не отпускали друг друга. Когда метро закрылось, мы вышли на случайной станции и гуляли по ледяному морозу. Было пустынно и темно, хоть глаз выколи. Только изредка наши лица освещались уличными фонарями. Мы молча бродили и замерзали, словно желая показать, на что способны ради друг друга.

Когда ближе к рассвету я наконец вернулась домой, казалось, будто силы напрочь покинули меня. «Лишь бы принять решение, уже неважно какое, – думала я. – Господи, прими за меня решение. Я не могу сама». В спальне Том лежал на своем краю кровати и спал крепким сном. Я гладила его по спине поверх одеяла и рыдала, пока не заснула.

Когда я проснулась, за окном еще было темно. Меня разбудил резкий звук – в прихожей что-то разбили. Открыв глаза, я обнаружила, что лежу одна. С тяжело бьющимся сердцем я встала и приоткрыла дверь. Том стоял в прихожей, окаменевший и бледный. Зеркало за его спиной разлетелось на тысячу осколков. На полу лежал мой мобильный с разбитым экраном.

Я молча подошла, наклонилась и подняла его.

Несмотря на трещины, еще можно было прочитать сообщение:

«Я хотел бы обнимать тебя всю ночь».

Отправитель: Эрик Эркильс.

* * *

В три часа пополудни, как только закончился обеденный перерыв, я стала звонить в «Валанд». При более внимательном изучении оказалось, что во второй Высшей художественной школе Гётеборга в 1955 году было только отделение живописи, скульпторов там еще не готовили. Проходит пять сигналов, прежде чем секретарь отвечает мне на финляндском шведском:

– Гётеборгский университет[18], чем могу быть вам полезна?