– Мы жили на чердаке. Туда вела узкая лестница, лифта не было. Мы сняли его уже с мебелью, и диван у нас был самый неудобный в мире. Старые пружины выпирали из поролона, и приходилось выбрать, куда сесть, – так и сидели по разные стороны. Сквозь всю комнату проходила опорная балка, и места оставалось очень мало. Окошко было занавешено простым белым тюлем. Воду приносили со двора, но больше нам ничего не требовалось. Что, в сущности, человеку нужно? К чему все имущество? Оно только порабощает.
– А что случилось потом? – спрашиваю я. – Почему все закончилось?
Вероника пожимает плечами.
– Сложно все это. Разные были причины.
– После того, как вы расстались, неужели он больше никогда не общался с вами?
– Он отправил мне открытку, но я нашла ее лишь много лет спустя. У нас целая стена в пансионате была увешана открытками. Люди присылали благодарности отовсюду – и издалека, и из соседних городов, – с некоторыми постояльцами мать переписывалась круглый год. Открытка затерялась в этой массе корреспонденции. На ней был Посейдон с фонтаном и надпись: «Привет из Гётеборга».
Вероника устремила взгляд в окно.
– Я нашла эту карточку, когда мы с Уно освобождали здание пансионата, продав права аренды, но к тому моменту мы не общались с Бу уже больше пятнадцати лет. Я не знаю, кто прикрепил ее среди открыток от благодарных постояльцев. Может быть, Сэльве, работавший у нас помощником. Он не заметил, что карточка адресована лично мне. Она так и висела на стене все эти годы, а я об этом не подозревала.
– О чем он писал?
– Что думает обо мне, что не забыл. У него был очень красивый почерк. Немного женственный.
Вероника вздыхает и потирает виски.
– Кстати, как ты сама себя чувствуешь? У тебя сегодня немного усталый вид.
– Плохо спала ночью, – признаюсь я.
– Были причины?
Обрываю заусенец с указательного пальца так, что тот начинает кровоточить.
– Это длинная история.
– Мне торопиться некуда.
Сцепив руки в замок, Вероника терпеливо кладет их поверх кроссворда. С мягким валиком под спиной она похожа на выздоравливающую королеву на троне.
Расправив плечи, беру разбег:
– У меня был тяжелый год. Можно даже сказать, чертовски тяжелый.
– Из-за чего, что произошло?
– Два года назад я развелась. С моим бывшим мужем мы прожили больше двадцати лет, но потом я встретила человека, в которого влюбилась до безумия. Мой брак закончился, а девять месяцев назад расстроились отношения с новым мужчиной. И теперь у него будет ребенок.
Вероника бросает взгляд на мой живот:
– Но не от тебя?
– Нет, от прежней девушки, которая была у него до меня. Они на самом деле не планировали, просто так случилось. – Стараюсь не смотреть ей в глаза.
– Ребенок уже родился?
– Нет, но это случится со дня на день.
– О Господи!
Вероника поднимает брови.
– Да, знаю, – говорю я.
– И ты чувствуешь себя одинокой и брошенной?
Киваю в ответ:
– Сейчас я вела бы себя совсем по-другому. Я так во многом раскаиваюсь. Если бы я только лучше понимала тогда.
– Что, например?
– Думаю, не надо было так сильно пытаться изменить его. Он – человек богемного склада, более небрежный, чем я. Спонтанный.
– Очень спонтанный, если другую пассию обрюхатил. – Вероника кивает в подтверждение своих слов. – Задним числом все умны, но ты ведь сделала все, что могла? Мне трудно представить иное. У него есть другие дети?
– Нет.
– То есть это его первый ребенок?
– Да.
– А у тебя уже есть дети?
– Сын двенадцати лет, Оскар.
– Так позволь и ему ощутить эту радость. Будь благодарна за те мгновения, что вы прожили вместе, их у вас никто не отнимет.
Она протягивает руку за бумажным носовым платком и высмаркивается, без тени грусти.
– Но мы любили друг друга, – протестую я. – Я все еще люблю его.
– Твоей любви не всегда бывает достаточно. Когда вы виделись с ним в последний раз?
– Девять месяцев назад, когда он сообщил о беременности подруги.
– Тебе, наверное, стоило бы связаться с ним. И поздравить, как хорошего друга, с рождением ребенка. Так ты по крайней мере сохранишь его в своей жизни. Ведь никто не знает, что в будущем случится. Во всяком случае, он жив и здоров. Не умер. У тебя есть братья или сестры?
– Двое, – отвечаю я.
– А друзья?
– Друзей много.
– А с деньгами как? Концы с концами сводишь?
– Пока да.
– Вот видишь, как много у тебя есть. К тому же ты молода.
– Не то чтобы очень. Мне сорок три.
– Ну, если ты считаешь себя старой, о чем мне тогда говорить? – Вероника укоризненно смотрит на меня.
– Ну ладно, я еще не очень стара, – соглашаюсь я.
– Не забывай о том, что имеешь, и не слишком часто жалей о том, чего нет. Раскаяние пользы не приносит.
Она тянется к столу за чашкой с кофе, а другой рукой щупает торчащий из пакета пиджак от костюма.
– Елки-палки, где ты откопала это старье? Он что, в гардеробе висел?
– Да, – отвечаю я. – Он показался мне таким элегантным, вот я и принесла его.
– Я думала, что уже выбросила этот костюм. Он давно уже на меня не лезет.
Вытащив юбку и пиджак, Вероника раскладывает костюм перед собой на одеяле.
– Может, возьмешь себе? Он хорошего качества. Франси в свое время сама сшила. Узор со страниц журнала Vogue.
– Вы серьезно?