– Конечно, бери.
– Спасибо. – Я беру его в руки. Не знаю почему, но подарок вызывает у меня почти ненормальную радость.
Вероника хлопает меня по плечу и, надев очки, возвращается к кроссворду. Смотрю на нее: на мочку уха падает солнечный блик. Признаюсь, у меня возникает желание ее обнять. Я испытываю пусть временное, но все же облегчение.
Маленький проблеск надежды.
Прежде чем уйти, перехватываю врача в коридоре. Он, очевидно, торопится, но терпеливо останавливается, чтобы выслушать меня.
– Скажите, можно задать вам вопрос о Веронике Мёрк из двенадцатой палаты? – обращаюсь я. – Она госпитализирована с легким сотрясением мозга и вывихом голеностопного сустава.
– Да. Вы ее дочь?
– Нет. Подруга. Вчера, когда я приходила сюда, она была не в себе и приняла меня за кого-то другого, а сегодня все в порядке, как обычно. Я беспокоюсь за нее: это правда нормальная реакция?
Врач смотрит на меня выжидающе.
– У пожилых при подобных травмах достаточно часто страдают когнитивные функции. Какой-то дурак сбил ее, сдавая задним ходом. Люди не перестают удивлять. – Он качает головой.
Я густо краснею.
– Несчастные случаи всегда связаны с сильным неожиданным стрессом. Отчасти это результат сотрясения как такового, отчасти – последствие наезда. Пребывание в больнице уже само по себе может вызвать в ее возрасте временное помутнение сознания. – Врач бросает взгляд на вытащенную из стопки историю болезни, которую держал в руках. – Мы сделали ей снимок, когда она поступила. Обычно мы стараемся не назначать рентген при сотрясении мозга, но ей так много лет, а у старых людей сосуды в мозгу ломкие, поэтому важно взглянуть, но мы больших кровотечений не увидели, инсульта нет. И опухолей тоже. Могу предположить, что помутнение сознания носит временный характер. Ничего серьезного.
– А если у нее Альцгеймер или что-нибудь подобное? – спрашиваю я. – Это видно на снимке?
– Нет, в таком случае требуются совсем другие обследования. Когда она вернется домой, я мог бы выписать ей направление в поликлинику на контроль памяти.
– Да, это было бы хорошо, – отвечаю я.
Врач задумчиво прикусывает нижнюю губу.
– Как правило, при таких легких травмах, как у нее, у нас нет возможности продлевать стационарное лечение, но сейчас у нас есть пара свободных мест. Я мог бы оставить ее еще на несколько дней, чтобы понаблюдать. Если хотите.
– Спасибо, это очень любезно с вашей стороны.
Он кивает в ответ.
– Обычно у нас обратная ситуация, мест часто не хватает. Приятно, когда изредка есть возможность сделать для пациента чуть больше необходимого. Кстати, этим летом мы тестируем новую форму терапии – рисование. Занятия будут проходить в столовой ежедневно с трех до пяти. Может быть, ей захочется попробовать? А то просто лежать быстро наскучит. Курс начнется завтра.
– Звучит интересно, – говорю я. – Я спрошу ее.
– Давайте, а я побегу, если у вас больше нет вопросов. – Врач бросает взгляд на часы.
– Больше нет, спасибо, – отвечаю я.
Он исчезает за стеклянной дверью словно ангел в своем белом халате.
Где-то жужжит вентилятор. Сегодня я за весь день ни разу не вспомнила про свой звон в ушах.
Когда я возвращаюсь в пансионат, по пути искупавшись в море и задержавшись у киоска с мороженым, звуковой сигнал мобильного сообщает, что мне пришло письмо. После длинной велосипедной прогулки в теле ощущается приятная усталость. Мышцы ног болят. Отправителем письма значится Гётеборгский университет. В приложении – официальное сообщение о запрашиваемых данных и два списка учащихся 1955 года. Устроившись на балконе с бутылкой пива, открываю список студентов отделения скульптуры и быстро пробегаю глазами по именам:
Йерт Андерссон
Ларс Свенссон
Свен-Оке Форс
Раймо Мэкинен
Ханс Юнгквист
Бу-Ивар Аксельссон
Хенрик Фолькессон
Бу Бикс в списке отсутствует. Открываю второй список. Там его тоже нет. Аж целым двум девушкам удалось пробиться на отделение живописи – одной Улле и одной Еве. Ну, где же он? Может быть, мне удастся связаться с кем-нибудь из его однокурсников по отделению скульптуры? Все-таки существует вероятность, что его отчислили или он учился с другим курсом. Имя настолько оригинальное, что, если он все-таки учился в «Валанде», его должны помнить. Достаю компьютер и начинаю вводить имена в строку поиска, начиная с верхних. В Швеции проживает шестьсот три человека по имени Йерт Андерссон. Одна тысяча Ларсов Свенссонов. Для обзвона многовато. Пробую Раймо Мэкине-на. В телефонном каталоге их четверо, но по возрасту, похоже, ни один не подходит.