Колючий мед

Бу берет в руки черный конверт с изображением зажмурившегося трубача, осторожно вытаскивает пластинку, ставит ее на диск и привычными движениями заводит патефон. От выпитого алкоголя Вероника чуть-чуть расслабилась. Она чувствует, как горят щеки. Наряду с нервозностью в ней поселилась едва ощутимая, холодная решительность. Вероника больше не жалеет, что пришла, – ей все кажется прекрасным и увлекательным. Будто старое подсобное помещение внезапно превратилось в тайный клуб, куда переместился кусочек большого мира. Гётеборг – как-никак второй по величине город Швеции. Это вам не кот наплакал. Во встроенных динамиках раздается треск, потом одинокое соло на трубе заполняет всю комнату, пытаясь выбраться за ее пределы.

– Это уже его вторая пластинка за год. Знакомый моего кузена, который плавал на судне и бывал в Нью-Йорке, слышал его выступление в одном из клубов. Он видел своими глазами Джона Колтрейна[30] и других лидеров хард-бопа. Его манера исполнения лишь кажется простой, на самом деле она передовая, экспериментальная. Он не следует никаким правилам, делает все по-своему. – Бу тушит сигарету в пепельнице. – Как тебе?

– Мне кажется, с помощью такой музыки гипнотизируют людей, – ответила Вероника, отпивая глоток виски с содовой.

– Гипнотизируют? Да, возможно.

Он смеется, дотрагиваясь до щеки, покрытой редкой щетиной.

– Знаешь? Ты особенная.

Это слово «особенная» вызывает у нее смутную неприязнь. Так ли хорошо быть особенной? На ее вкус, такой комплимент звучит сомнительно. Малютка Мэр-та была особенной. И еще фрёкен Элин, гостившая в пансионате и умудрившаяся спустить в унитаз свою вставную челюсть, так что ей пришлось питаться детскими кашками, пока не изготовили новые протезы. Веронике хотелось быть милой и любезной, а не особой. Опираясь на одну ногу, она пытается казаться меньше, хотя уже и так обувь сняла. Может, своим ростом она напоминает Бу флагшток? Вдруг почувствовала, что плечи обнажены. На обдумывание наряда ушло немало сил. Нарядиться, как на вечеринку, казалось слишком изощренным. Выбор пал на платье из белой парчи, простого фасона без рукавов, сшитое матерью. Вероника сама подбирала отрез ко дню рождения.

– Кстати, у тебя есть какие-нибудь планы на завтра?

– Помимо обычных? Вроде нет. – Она покачала головой.

– Не хочешь составить мне компанию в мастерской? Мне так одиноко. Ты могла бы помочь мне. Я зашел в тупик, хорошо бы взглянуть на скульптуру другими глазами. Эта чертовщина никак не хочет обретать нужную форму.

– Почему?

– После обжига в печи все выглядит по-другому. Где пирамида, где куб – не разберешь. Одно месиво выходит. Сегодня я приехал туда на велосипеде и битый час просидел, уставившись в одну точку, а потом вернулся обратно. И кстати, сама идея мне разонравилась.

– А что с ней не так?

– Теперь она кажется мне фальшивой и застывшей. – Бу пожал плечами.

– Может, стоит переключиться на что-нибудь другое, чтобы вернуть свежесть восприятия? Забыть на несколько дней о проекте, порисовать или еще чем-нибудь заняться?

– Возможно, – он задумчиво кивнул в знак согласия. – С тобой классно разговаривать. Ты – не кокетка, которая думает только о своей внешности.

– Я знаю, что не так красива, как Франси, если ты об этом. – Вероника начала сердиться.

– Нет, я не об этом.

Бу ставит стакан на стол. Потом встает, осторожно берет ее за запястье и, не проронив ни слова, подводит к зеркалу.

– Ты только посмотри на себя! В тебе есть что-то особенное, я только не могу уловить, что именно. У тебя, похоже, есть свое мнение по разным вопросам, а еще – ты держишься естественно. И ты очень мила, хотя, может быть, это заметно мне одному? – Он при-обнимает ее за талию.

Вероника задумалась, слышит ли он, как бьется ее сердце. Так обычно пишут в книгах: «Он чувствовал, как бьется ее сердце». Но Бу ничего не говорит и в конце концов просто убирает руку.

– Ну так как, поедешь со мной завтра?

– Поеду, – Вероника кивает, сглотнув.

– Хорошо, тогда мы станем коллегами!

Бу взъерошил ей волосы. Вероника поникла. Да, наверное, так он ее и воспринимает: как приятельницу, с которой можно провести время в отсутствие другой молодежи. Ну, если не считать Франси, которая вечно занята собой. Сегодня она умотала на велосипеде к старому знакомому играть в «бинго».

– Прошу прощения, удобного кресла предложить не могу, но можем и здесь присесть.

Бу садится на край кровати и, хлопнув ладонью рядом с собой, приглашает ее присоединиться. Вероника стесняется. Постель небрежно заправлена. Из-под покрывала торчит простыня. В конце концов она все-таки присаживается на кровать чуть поодаль от него, продолжая потягивать виски.

– Вы вдвоем с мамой живете или у тебя есть братья-сестры?

– Нет, нас двое.

– А чем твоя мать занимается в зимний период, ведь это заведение открыто только летом?

– Она подрабатывает в отеле «Савой» в Мальмё и еще шьет на дому. Это она сшила, – Вероника чуть приподнимает кончик подола юбки. Протянув руку, Бу пробует ткань на ощупь. От легкого прикосновения к коже по ее телу проходит дрожь.