Колхозник Филя

Колька в ответ смущенно замотал головой; ему сначала показалось, что это, наверное, имеет отношение к «революции», – но, поскольку, был не уверен, и имел однажды печальный опыт с буржуазией и рабочим классом (хорошо, что его тогда не послали на районный конкурс чтецов), то промолчал.

– Это как бы ход развития всей земной природы, – продолжал фельдшер. – И вот, Коля, нет на земле более умного, чем человек существа, – способного быть совестливым, любить, строить машины, создавать шедевры архитектуры и искусства; и он, человек, теперь даже умудряется летать в космос. Но давай взглянем на такого дикого зверя как, скажем, медведица: сколько в ней терпения к своим чадам! Они могут ползать по ней, полусонной, игриво хватать ее за морду, царапать лапками ее нос, уши, – но она и виду не подаст, глазом не поведет, – будет терпеливо сносить эти шаловливые выходки своих отпрысков, доставляющие ей очевидные неудобства. А, вот, людям почему-то не всегда хватает терпения, чтобы таким же образом, как неразумные дикие звери, быть терпеливым и снисходительным к детям, – в том числе своим… И вряд ли мы на данном этапе развития нашего сознания поймем – почему так происходит?.. Как сказал Гете, вложив эти слова в уста главного героя своего романа «Страдания юного Вертера»: «мы от нашей образованности потеряли облик человеческий»…

Колька, слушавший фельдшера растерянно и, в то же время, с некоторым восхищением, ответил с ноткой сожаления:

– Я слышал про этого Гете, – немец, кажется, – но мы его еще не проходили…

– У него есть такое произведение – называется «Фауст». Когда подрастешь, обязательно прочитай, и не раз, эту книжку, и того самого «Вертера», – в них найдешь очень много умных мыслей, которые тебе наверняка пригодятся в жизни. Говорят, Наполеон этого «Вертера» даже возил с собой во время египетского похода, – понял?.. Единственное, – Вертер в романе в итоге из-за несчастной любви покончил собой, – это, конечно, ни в коем случае не пример для подражания; просто данный случай – литературный прием, который как бы раскрывает суть творческого замысла автора, – всего лишь…

Колька засмеялся.

– Да, дядя Петя, знаю – знаю!.. я слышал, как моя по матери бабушка Нюра говорила: «Вот, мужики – дураки!.. дерутся, стреляются, вешаются из-за баб, – я не знаю ни одной бабы, чтоб из-за мужика повесилась…»

Фельдшер в ответ задумчиво улыбнулся. Но они уже подошли к дому.

Свет в обеих комнатах был выключен. Печка, до отказа засыпанная углем, горела во всю; раскаленная чугунная плита, одно кольцо которой было немного сдвинутым и через щель виднелось пламя, светилась в темноте сочным брусничным цветом, а по беленым стенам, словно на киноэкране, хаотично прыгали загадочные отсветы. Старший брат, отвернувшись, притворился сонным, хотя Колька знал, что он не спит.

Зоя и Владимир Петрович лежали во второй комнате на своей кровати, оба на правом боку, и сладко похрапывали…

– Ну, не надо их будить… давай, и ты ложись… – немного подумав, сказал шепотом Листовой и, повернувшись, пошел домой.

Колька вышел в чулан, в приоткрытую дверь бросил на крыльцо Шарику кусок хлеба, и запер дверь на засов; в деревянном сундуке, где насыпом лежала пшеница для кур, скреблись мыши. Колька выманил из комнаты кошку, которая, враз насторожившись, прижалась к полу и, размеренно двигая хвостом из стороны в сторону, всецело увлеклась охотой. Закрыв комнатную дверь на крючок, Колька выгреб кочергой из поддувала печки избыток золы, поправил сдвинутое кольцо на плите, проверил заслонку, положил сушиться варежки, разделся, перелез через брата на свое место у стенки, и, повернувшись на правый бок, – закрыл глаза…

Перед ним сразу как бы поплыла темнота какими-то незримыми кругами, унося все дальше и дальше, и Колька даже сам не заметил, как уснул…

Глава 4

… Он увидел себя летом в невыносимую жару во дворе дома своего деда в станице Усть-Бузулукской; ветра нет; кажется, время остановилось, и всё будто бы звенит вокруг.

В безоблачном лазурном небе на недосягаемой высоте где-то над вековыми дубами в районе Усть – речки перевернутой матовой лампочкой одиноко висит метеорологический зонд.

Подобно провалившемуся шпиону, обречённо застывшему в ожидании неминуемого ареста, этот заблудившийся резиновый пришелец терпеливо ждет спасительного ветра, чтобы снова вскарабкаться ввысь и лететь дальше своим загадочным маршрутом.

Колька с дедом собираются на рыбалку.

К двум стареньким велосипедам привязаны удочки и вся остальная поклажа, включая самодельную палатку, которую дед сам сшил из бязи на древнем «Зингере».

Сначала они едут по станице, невольно распугивая полусонных угрюмых кур, лениво купающихся в едкой придорожной пыли.

Через несколько минут въезжают в вековой лес на околице и дальше, – по грейдеру через заливные луга, сопровождаемые неугомонным стрёкотом разлетающихся веером кузнечиков, – мчатся наперегонки, чтобы через четверть часа ощутить едва уловимую прохладу пока еще не видимого за деревьями Хопра.