Колхозник Филя

Первые красавицы в этом подводном дворе – мальки плотвы (по-здешнему: «серушки»): четко выраженная серебристая с чернью чешуя, темно-красные живые плавники, большие алые глаза, выразительный хвост. А вот, пугливо озираясь вокруг, из травы выплывает потешный лещик величиною с пятак, которому, однако, уже присуща природная мудрость: он предпочитает держаться возле дна, и более доверяет спасительной траве, нежели непредсказуемому открытому пространству. Речной стиляга – забияка – окунёк в щеголеватом темно-зеленом полосатом костюме с независимым и бесстрашным видом энергично снуёт туда-сюда в толпе других своих разночинных сверстников: язьков, линей, голавликов, стерлядок, «коней» – подустов, ершей, щук, жерехов, пескарей, сомов, – и Бог весть еще каких обитателей этого сказочного подводного царства.

Кое-где на донном песке видны узкие сплошные борозды, оставленные неутомимыми подводными странниками – двустворчатыми ракушками, путешествующими со скоростью легендарных грузинских рачинцев. Под тем берегом, где глубже, близ темно-зеленой стены из осоки иной раз слышится резкий невероятной силы грохот: кто-то из безжалостных хищников исполинского размера, – сом, судак, или щука, – настырно гоняется за добычей.

– От – т, дурила вывернул!!!.. – одной фразой всякий раз комментирует дед это громкое в буквальном смысле слова событие. И впрямь, такой тяжёлый раскатистый звук может породить разве только что монстр – это все равно, как если бы с высоты нескольких метров столкнуть в воду каменную глыбу…

Наконец, всё собрано, велосипеды спрятаны в высоченной густой траве. Громыхнув напоследок цепью, дед усаживается в баркас, широко расставив свои огромные угловатые колени. Колька поворачивается на передней скамейке лицом по ходу и слышит за спиной очаровательный мягкий нисходящий хруст от упертого в песок весла – они выходят на чистую воду, и неспешно плывут против быстрого течения вдоль густой прибрежной травы.

Узким длинным веслом дед неторопливо гребёт вдоль левого борта, иногда, где мелко, отталкиваясь от дна. Колька радостно черпает ладошкой из Хопра его пресную воду и умывает запотевшее лицо.

– Дед, а почему Хопер так называется: «Хопер»? – повернувшись, с интересом спрашивает Колька деда, обдумывающего между тем, где им разбить лагерь.

– Да, бог его знает… «Хопер» и «Хопер», – всегда так было. Вроде, говорят, был когда-то лесной дед, типа лешего, – «Хопер» прозвали, – от него и пошло…

Колька недоверчиво засмеялся.

– Ну, это, дед, слишком просто… ты, вот, погляди, – Колька в воздухе сделал широкий жест, показывая вниз по течению, – вода в Хопре течет очень быстро, вся в таких маленьких водоворотиках, – а если посмотреть с берега, то как будто прыгает и скачет, – так же?.. Один раз я в библиотеке ради интереса открыл словарь английского языка, и случайно увидел слово: «hopper». А знаешь, дед, как оно переводится? – Колька вопросительно посмотрел на деда, продолжающего грести, и временами одной рукой отмахивающегося от назойливых оводов.

– Да, откель же я знаю, – что там по – англисски?..

– А, переводится это на русский язык: «прыгун», «скачущий», – точно, как Хопер!

– Колька опять обвел рукой речную гладь, и замер в гордой паузе с надеждой на похвалу.

– Так, а к чему тут английский язык, коли Хопер, – у нас, в России? – недоверчиво спросил дед внука.

– Так, и Дон – у нас, дед! но это – от персидского языка слово, и означает: «вода», – блеснул Колька эрудицией. – Я в журнале «Наука и жизнь» прочитал.

– Да, черт его знает, – «персидское», «английское»… нехай, хоть китайское. «Хопер» – и все тут.

Будто из ниоткуда объявляются оводы и, прервав их дискуссию, с угрожающим завыванием начинают дерзко кружить вокруг; дикая боль внезапно пронзает тщедушную Колькину шею – одно из этих коварных насекомых шилом вонзило в неё своё мерзкое жало.

– А-а-а!!!.. дед, укусили!!.. – не столько от боли, сколько от страха начинает орать Колька благим матом.

– У, – … твою мать, – неженка!.. – бросив весло, с добродушным недовольством бурчит дед; протягивая свои натруженные руки-крюки, которыми он в молодости гнул подковы, начинает бегло осматривать «пораженную» шею внука. Дед старается быть осторожным, но его исполинские узловатые пальцы, словно металлические клещи, причиняют Кольке больше неудобства, нежели острые укусы нахальных оводов.

– Всё, дед, прошло!.. – благоразумно спешит он заверить деда, после чего тот завершает процесс лечения своим излюбленным рецептом от всех детских болячек: «Попался бы ты мне в сорок втором под Сталинградом – я бы тебя научил Родину любить!..» Чуть ниже Усть – речки они переправляются на левый берег, где решают порыбачить с баркаса в тихой заводи, покрытой глянцевыми темно – зелеными упругими листьями кувшинок и их ярко- желтыми цветами, источающими незабываемо – свежий запах.