Если мы признаем, что источником многих проблем нашего общества является столкновение с травматическим опытом в детстве, мы сможем обнаружить простые решения этих проблем: в частности, снижение дозы негативного опыта у детей и увеличение способности опекунов выступать в роли буфера. Начав с этого, мы сможем перейти к более сложным материям: учитывать новые знания в процессе построения более эффективных учебных планов, разрабатывать анализы крови, позволяющие выявить токсичный стресс, то есть искать самые разные решения и внедрять инновации, которые шаг за шагом будут снижать негативные последствия, а со временем станут делать это все быстрее и быстрее. Причину вредоносного воздействия (будь то микробы или негативный детский опыт) не обязательно устранять полностью. Революцией станет творческое применение имеющихся знаний для нивелирования последствий вреда по мере его причинения. Потому что, постигнув сам
Глава 13. В зеркале заднего вида
Телефон мужа зазвонил в субботу, в 6 утра. Мы решили посвятить выходные экскурсии по винодельням Калифорнии, так что ранний подъем был столь же нежеланным, сколь и неожиданным. Сонный Арно отвернулся и закрыл голову подушкой.
– Милый, это твой телефон, – пробурчала я. – Кто удумал звонить тебе в такое время?
Арно шлепнул рукой по тумбочке, нашел очки, потом взял трубку.
– Алло? – прохрипел он.
Секунду спустя он уже сидел на кровати. Когда он ответил, голос его звучал встревоженно:
– Да, да, она здесь. Секундочку.
Он передал телефон мне со словами:
– Это Сара. У Эвана случился удар.
– Сара?
– Привет, Надин, – голос звучал пугающе напряженно. – Я в отделении скорой помощи. Врачи предлагают провести экспериментальную процедуру. Они говорят, что она может спасти Эвану жизнь, но мне нужно подписать согласие на участие в клинических исследованиях. Я не знаю, что делать. Ты можешь переговорить с врачом и сказать, что думаешь?
Мой пульс ускорился. Скорая помощь? Клинические исследования? Что творится?
– Конечно-конечно, передай трубку врачу, – сказала я, усаживаясь рядом с Арно на краю кровати.
Вскоре я услышала на том конце линии властную и немного торопливую речь, и моя внутренняя сирена включилась. Этот тон был мне до боли знаком. Врач говорила сухо, прямо, кратко – я и сама так выражалась, когда, стоя у кровати пациента, буквально видела у изголовья старуху с косой. Нельзя было терять ни секунды.
Врач кратко представилась и стала объяснять, в чем проблема и что они собирались делать. Я впитывала информацию, кивая и бормоча «угу», до тех пор пока не услышала фразу: «заблокированы две трети потока крови в средней мозговой артерии».
У меня все тело скрутило.
– Что-о-о-о-о?! – заорала я в трубку.
Я прекрасно понимала, что это значит с клинической точки зрения; но мне было сложно принять, что это происходило с моим братом. Бо́льшая часть его мозга не снабжалась кровью. Вероятнее всего, это означало смерть. Или тяжелую инвалидность, если повезет. Я представила Эвана в инвалидной коляске, с одной рукой, прижатой к груди, словно сломанное крыло раненой птицы. Я представила памперсы для взрослых и специальные аппараты, которые будут помогать ему повернуться в постели. Я представила яблочное пюре, вытекающее с парализованной стороны его рта.
И заплакала.
Я почувствовала, как Арно обнял меня. Сделала глубокий вдох и продолжила слушать.