Колокола (пер.Врангель)

— Голосъ Времени, — сказалъ призракъ, — кричитъ человку:- Впередъ! — Время дано ему для самоусовершенствованія и самопознанія; для развитія его достоинства, для достиженія высшаго идеала его счастья, для улучшенія его благосостоянія; для того, чтобы онъ шелъ впередъ, приближался къ цли, доступной его разуму, той цли, которая была опредлена и указана всему его существу, съ того мгновенія, какъ онъ и время начались. Вка тьмы, несправедливости и насилія слдовали одинъ за другимъ; милліоны людей страдали, жили, умерли, чтобы очистить ему путь. Всякій, стремящійся заставить сдлать его шагъ назадъ, или заставить его остановиться на своемъ пути, стремится остановить движеніе могущественной машины, которая поразитъ на смерть дерзнувшаго посягнуть на нее и задвижется еще съ большею стремительностью и силою, изъ-за всякой, хотя и мимолетной, насильственной пріостановки!

— Я не виноватъ ни въ чемъ подобномъ, насколько мн кажется, сэръ, — сказалъ Тоби. — Если же я и сдлалъ это, то это была простая случайность; и я воздержусь въ будущемъ, врьте мн, сэръ!

— Тотъ, кто вкладываетъ въ уста Времени или его помощниковъ, — сказалъ духъ колокола, — вопль жалобы о прошедшихъ дняхъ, о тхъ дняхъ испытаній и ошибокъ, слды которыхъ не могутъ не быть видны, даже для самыхъ близорукихъ; тотъ вопль сожалнія, который служитъ для людей наилучшимъ показателемъ, до какой степени настоящее нуждается въ ихъ помощи, такъ какъ находятся еще люди, готовые выслушивать сожалнія о подобномъ прошломъ; тотъ человкъ, который длаетъ это, глубоко виноватъ; и въ этой вин мы обвиняемъ тебя, мы колокола, тебя, совершившаго ее въ отношеніи насъ!

Тоби очнулся отъ перваго испуга; но вы вдь видли, какія чувства нжности и благодарности возбуждали въ немъ колокола; поэтому, когда онъ услыхалъ теперь обвиненіе въ такомъ серіозномъ грх противъ нихъ, его сердце охватило чувство безконечной борьбы и раскаянія.

— Еслибы вы знали, — съ жаромъ произнесъ онъ, ломая руки, — быть можетъ вамъ это и извстно, — еслибы вы знали, сколько разъ вы являлись для меня врными друзьями! Сколько разъ вы возвращали мн мужество и бодрость, когда я былъ совершенно угнетенъ! Какою забавою, какою игрушкою были вы для моей маленькой Мэгъ (у бдненькой, никогда не было другихъ), съ того дня, какъ скончалась ея мать, оставивъ насъ одинокими! Еслибы вы все это знали, то не поставили бы мн въ вину нечаянно вырвавшееся у меня слово!

— Тотъ, кто слышитъ въ нашемъ язык, въ язык колоколовъ, лишь одинъ звукъ, выражающій холодность или презрніе ко всякой надежд, всякой радости, печали или страданію скорбящаго человчества; тотъ, кто слышитъ наши голоса, примыкающими къ голосамъ тхъ гнусныхъ тварей, которыя мряютъ на свой аршинъ вс страсти и чувства человка, точно также какъ он отвшиваютъ на своихъ жалкихъ всахъ наименьшее количество пищи, достаточной лишь для поддержанія полнаго лишеній труда голоднаго человчества, тотъ оскорбляетъ насъ! И подобное оскорбленіе ты нанесъ намъ! — прибавилъ колоколъ.

— Это было сдлано безъ дурного намренія, — сказалъ Тоби, — лишь по невжеству, но повторяю, безъ злого умысла, поврьте мн!

— И наконецъ, самое худшее изъ всего! — продолжалъ колоколъ. — Тотъ, кто отворачивается отъ себ подобныхъ, лишь потому, что они нравственно пали и о нихъ идетъ худая молва; тотъ который покидаетъ ихъ, какъ что-то низкое, недостойное, вмсто того, чтобы съ участіемъ взглянуть на зіяющую у ихъ ногъ пропасть и протянуть имъ руку помощи; тотъ кто отказываетъ имъ въ состраданіи, видя ихъ судорожно хватающимися, въ ихъ паденіи, за какой-нибудь жалкій пучокъ чахлой травы, за какую-нибудь, выскакивающую изъ ихъ рукъ глыбу земли, израненными, измученными, падающими въ бездонную глубину, тотъ оскорбляетъ небо, человка, время, вчность! И ты виновенъ въ нанесеніи подобнаго оскорбленія!

— Сжальтесь надо мною! — молилъ Тоби, падая на колни. — Сжальтесь, именемъ Бога!

— Слушай! — сказалъ призракъ главнаго колокола.

— Слушай! — вскричали остальные духи.

— Слушай! — сказалъ чистый, дтскій голосъ и Тоби показалось въ немъ что-то знакомое. Раздались слабые звуки органа въ находившейся подъ колокольней церкви. Постепенно усиливаясь, музыка проникла до самыхъ сводовъ, наполнивъ собою хоры и внутренность церкви; все боле и боле распространяясь, она поднималась выше, выше, еще выше, стремясь пробудить мощныя чувства въ сердц дубовыхъ стропилъ, внутренностей колоколовъ, дверей съ желзными засовами, крпкаго камня лстницъ, и когда даже стны самой колокольни не были въ силахъ ее вмстить, то она унеслась далеко въ небо!

Поэтому не было ничего удивительнаго въ томъ, что и душа бднаго старика не могла выдержать этихъ величественныхъ, захватывающихъ звуковъ и разразилась потокомъ слезъ. Тоби закрылъ лицо руками.

— Слушай! — сказалъ духъ самаго большого колокола.

— Слушай! — воскликнули остальные духи.

— Слушай! — произнесъ голосъ ребенка.

Торжественный хоръ голосовъ наполнилъ своимъ пніемъ колокольню.

Это было глухое, зловщее пніе, похоронные напвы, въ которыхъ напряженный до нельзя слухъ Тоби, уловилъ голосъ дочери.