Кольцо Риторнеля (ЛП)

— В течение столетия после открытия ядерного двигателя они основали колонии на планетах Центавра и Проциона. И они пришли, распевая песни. Еще через триста лет они разработали супердвигатель и проникли в самое сердце своей, и моей галактики. Они колонизировали мою родную планету Горис-Кард. Я один из их далеких потомков. Еще тысячу лет они распространяли свою удивительную науку, литературу, музыку, искусство, законы и архитектуру по всей нашей Домашней Галактике. И все же ужас был впереди. Но он приближался, ибо это было неизбежно. Колонии Земли стали богатыми, могущественными, процветающими. Они вступили в контакт с Магеллановыми облаками, затем с Андромедой. Они стали своенравными под гнетом родной планеты. Были небольшие восстания, безжалостно подавленные Землей. А потом появились альянсы, группировки. И тут разразился ужас. Мы все знаем эту историю. Мы, кажется, забываем, что большинство из нас в этой комнате прослеживают свою родословную, путем различных мутаций, до самой Земли. И межгалактический инглиз, на котором мы сейчас говорим, - это всего лишь вариант этого древнего родного языка. Мы существуем здесь сегодня, в этой самой комнате, потому что существовала Земля, и ее сыновья, сидящие здесь, как этот суд, должны теперь решить, прекратит ли она свое существование.

Андрек молча, стоял некоторое время. Пришло время заканчивать. Он мог продолжать вечно, но это будет просто раздражать арбитров. Он должен был представить емкую, содержательную справку.

— Что же тогда является нашим земным наследием? Мы не можем сосчитать. У нас много памятного зла. И все же, если оно не поддается забвению, то лишь потому, что не может быть отделено от добра. Ибо Земля передала нам смесь добра и зла, грабежа и смеха, красоты и слез – страсти, которые отличают нас от зверей. И ее величайшее наследие, и то, в чем она сейчас нуждается, когда некому ее защитить, - это милосердие.

— Кажется, один остался, чтобы защищать ее, — заметил Порот. Его голос был сдержанным, сухим, но глаза сверкали. Он посмотрел на свой хронограф. — Я полагаю, что вы завершили ваше сообщение, Дон Андрек. Из-за позднего часа, мои братья и я сейчас посовещаемся, и выдадим вам решение суда.

Андрек поклонился и возвратился к своему месту. Он обернулся и с любопытством посмотрел на Лоу. Паломник, казалось, погрузился в раздумья, едва осознавая, что заседание закончилось. Андрек вздохнул и засунул бумаги обратно в портфель. Он все еще недоумевал, зачем он взялся за защиту. Последняя надежда на возвращение на любую планету в Домашней Галактике теперь, конечно, испарилась. На самом же деле, убежище, вероятно, будет отказано ему в большинстве других одиннадцати галактик. Что ему оставалось теперь? Он ничего не знал. Возможно, он мог бы принять одеяние Алеа или Риторнель и спрятаться в отдаленном монастыре. Тем не менее, в некотором смысле, он был рад, что сделал это. Ибо в этом действии он впервые и единственный раз в жизни уклонился от циничного парадокса адвокатуры – обязательства причинять вред, или уничтожать незнакомых людей в интересах других незнакомцев, в то же время, будучи готовым, обратиться к бывшему клиенту, сдавая его за плату еще одному незнакомцу. Этот парадокс, размышлял он, тоже часть моего земного наследия.

Он встрепенулся, когда главный арбитр Порот обратился к нему. Он встал и приблизился к скамье судей.

Главный арбитр откашлялся. — В протокол будет включено следующее судебное решение по ходатайству Дона Андрека от имени стороны Террора, по делу «Двенадцать Галактик против Террора», в котором суд умоляется о сохранении планеты ответчика: Ходатайство отклонено.

Лицо Андрека вытянулось. Он сделал все, что мог, для своей профессии и для Лоу, и проиграл. Но, в конце концов, помимо безумного плана Лоу, почему это должно иметь значение? Планета была мертва. Никто никогда не захочет жить на ней снова, внутри или вне Бездны.

Он вдруг понял, что главный арбитр еще не закончил.